Михаил Похлебаев с конца 2014 года возглавляет одно из самых стратегически важных производств на территории Челябинской области – известный (в том числе и печально) химкомбинат «Маяк». В историю вошла фраза Похлебаева, сказанная перед этим назначением: «Я добровольно туда не пойду». Что изменилось за неполные два года в работе «Маяка», в жизни города-спутника Озерска, в отношениях между центрами власти в «запретке» и, наконец, в восприятии самим Похлебаевым нового места работы? На эти вопросы он ответил в разговоре с корреспондентом Znak.com. Публикация интервью невольно оказалась приурочена сразу к двум датам, стоящим подле друг друга в календаре: это День работников атомной промышленности, который отмечался буквально вчера, и День памяти жертв радиационных катастроф, о которых вспоминают сегодня.
- Все-таки, какой смысл вы вкладывали в те слова, перед назначением?
- Слова, которые, как вы сказали, вошли в историю, были сказаны в очень конкретной ситуации. Я работал в родном городе, на заводе, которому многое было отдано. При этом точка невозврата – некий рубеж, за которым я представлял более устойчивое положение предприятия, - еще не была пройдена, это я хорошо вижу и понимаю сейчас. По-хорошему, еще надо было года два, и я просто не хотел оставлять то, что еще не было закончено. Как и сейчас, кстати, здесь, на «Маяке». Я даже не могу представить ситуации, когда бы я сам захотел куда-то уехать. Потому что здесь дело, которому ты служишь. Здесь столько еще всего надо сделать. Тем более, знаете, как и в любом деле: чем больше ты его познаешь, тем больше начинает казаться, что ты еще в самом начале пути…
С другой стороны, не надо думать, что мы тут сами сидим и решаем: туда поеду работать, а туда не поеду. Мы не в той системе. Да, на ПСЗ (ФГУП «Приборостроительный завод», ЗАТО Трехгорный – прим. ред.) многое не было сделано. Но и здесь, видимо, уже требовался руководитель, который бы помог комбинату, городу. Этим сейчас занимаемся.
Вообще, по-хорошему, я этот перевод и переезд воспринял как вызов. И это как раз нормально для руководителя – принимать такие вызовы и отвечать на них. Я помню, супруга мне помогала собираться перед разговором с Сергеем Владиленовичем . И вдруг спрашивает: «А если не возьмут?» Ну как не возьмут?! Нет, надо, чтобы взяли. С таким настроением в кабинет и заходил.
- Михаил Иванович, говорят, что за неполные ваши два года на комбинате начал складывается культ личности Похлебаева. С другой стороны, вы не производите впечатление «бронзового» и даже авторитарного руководителя. Вы даже аккаунты завели себе в социальных сетях и методично отвечаете там на вопросы работников «Маяка», жителей города. Так какой на самом деле Похлебаев-руководитель? Ну или, по крайней мере, каким бы вы хотели быть руководителем?
- Культ личности, безграничная власть – все это глупости. Мне тут пытаются садиться на уши, говорят что-то, но ближе к телу ведь не становятся. Я черпаю информацию, но не более. В славе безграничной я тоже не купаюсь. Коллег всегда приглашаю к диалогу, пытаюсь расшевелить. Вот вчера было совещание по производственной системе «Росатома». Доклады такие все… Обычные, заурядные советские доклады, как на партсобраниях. Доложили, и все хорошо. А ничего подобного, говорю, ничего не хорошо. Давайте, говорю, подискутируем. Поспорьте со мной, ведь я могу заблуждаться. В конце концов, я команду создал, и мне необходимо советоваться!
Но есть такие явления, как клановость, размещение заказов где-то за заборчиком… Здесь это было годами, десятилетиями. С такими вещами можно бороться исключительно авторитарным способом. На таком предприятии, как наше, без авторитарного стиля никак.
И потом, что считать авторитарным стилем? Способность принимать решение? Брать на себя ответственность? Вести за собой людей и становиться лидером? Подставлять свое тело в борьбе с внешним миром? Если да, то я авторитарный руководитель, хотя по натуре спокойный, где-то даже мягкий. Но если меня начинают незаслуженно цеплять или цеплять мое предприятие, я становлюсь другим. И это, кстати, во мне появилось после того, как я стал директором, когда почувствовал за собой завод (был назначен директором ПСЗ в 2009 году – прим. ред.). Меня иногда в «Росатоме» бунтарем называют…
- Кириенко называет?
- Нет, Сергей Владиленович как раз не называет. Называют другие. И пусть. Я-то знаю, что не был бы бунтарем - завод в Трехгорном сейчас сидел бы уже без госзаказа.
- А если лет через 10-15 скажут о «народном директоре» Похлебаеве - вас это устроит?
- Конечно.
- Вами введена практика корпоративных проектных сессий – своего рода мозговых штурмов, когда руководители подразделений вместе с вами в неформальной обстановке ищут ответы на какие-то важные вопросы. Ваши подчиненные это приняли, втянулись?
- Наверное, скажу, что нет. Посидели, поговорили, а дальше… Дальше слабо идет. Да и там-то их трудно раскачать на разговор. С одной стороны, понятно, что все мы на разных должностных позициях. И здесь вопрос не об иерархии, не о том, что кому-то, возможно, трудно допустить саму мысль поспорить с начальником. Вопрос в том, что твоя должность, как ни крути, часто говорит о твоих способностях в принципе дорасти до такого разговора. Мелкотравчатость, она часто видна. Но есть еще и другое – это когда от каждого в последующем требуются конкретные действия. А их нет или они недостаточны. Получается шаг назад или стояние на месте. И с этим мы боремся, тут как раз и приходится вернуться к теме авторитаризма в управлении...
- Какое впечатление у вас возникло от «Маяка», когда вы его приняли?
- Я приезжал в ноябре (2014 года – прим. ред.), посмотрел. Потом на вертолете облетел, хотя и с вертолета, конечно, всего не увидишь… Серьезно все – этим все сказано. Но это то место, которым можно управлять, поддерживать его в том состоянии, которое нужно для природы, для человека. Ну и, конечно, развивать, экономику строить. Сергей Владиленович не зря сказал в своем интервью, что у «Маяка» большое будущее. У него новые интересные продукты, позади тяжелые стройки.
- Что за стройки?
- Скажем так, объекты, которые строились много лет. Там экономика была плохая, с подрядчиками было плохо. Тяжелое, в общем, наследство… Но в этом году мы все это подровняем, подтянем к тому состоянию, когда это уже перестанет быть проблемным.
- «Маяк» исторически называют химкомбинатом, но что такое «Маяк» сегодня на самом деле? Какое соотношение сейчас занимают оборонные программы и «мирный атом»? Каковы ближайшие перспективы предприятия?
- С химией у нас действительно много связано. Но мы все-таки говорим, что мы сильны в физике – главным образом, в физике ядерных материалов. И в рамках этих компетенций мы останемся, развивая и оборонку, и гражданку. Оборонная часть – это наша традиционная или, я бы сказал, стабильная ниша, где развитие тоже происходит, но со своей логикой, со своими темпами. Потребность государства в этой части давно определена, и все мы, конечно, надеемся, что ничего в этом плане меняться не будет. Хотя, если вы меня спросите об этом, отвечу: «Маяк» безусловно ответит на любые вызовы, даст необходимое стране как по качеству, так и по количеству. Для этого, собственно, нас государство и создавало.
В соотношении же, о котором вы спрашиваете, превалирует переработка облученного ядерного топлива и производство изотопов. Это наш резерв на пути к улучшению экономики предприятия. Через год мы станем единственным в мире предприятием, которое сможет принять на переработку все виды топлива, все топливные композиции. Нам осталось освоить только одну из них, и это мы сделаем где-то через год.
Плюсом к этому - различные новые интеллектуальные продукты. Это новые приборы, новые устройства, которые нужны, востребованы на рынке. И здесь я хотел бы упомянуть станкостроение. Конечно, вряд ли мы станем какими-то лидерами в этой части – скорее, для нас это будет некая подработка. Но это очень хорошее направление, не только с точки зрения необходимости зарабатывать деньги. Сюда мы привлекаем те интеллектуальные ресурсы, которые не заняты и не могут быть заняты в радиохимическом производстве. В Озерске, вокруг Озерска много молодых и уже не очень молодых людей, которые компетентны в тех же компьютерных технологиях. Они могут быть востребованными в приборостроении, станкостроении. И в этом производстве мы их займем. Надо найти свою изюминку, которая будет приносить нам и доход, и моральное, если так можно выразиться, удовлетворение - от того, что мы тут что-то делаем такое, что делают далеко не все. И мы такую изюминку в станкостроении обязательно найдем.
Но самое главное и основное – это изотопы. Тут мы будем наращивать и номенклатуру, и объемы. Мы по-прежнему одни из мировых лидеров этого рынка, около 20% – за нами, и у нас есть еще резервы. Новые, как сейчас принято говорить, дизайны, новые предложения для рынка. Изотоп сам по себе – это всего лишь изотоп. А вот включение его в разные продукты – это уже вопрос адекватного позиционирования на рынке.
- Санкции на вас сказались?
- Практически нет. По крайней мере, в этой сфере.
- При предыдущем губернаторе шла речь о создании на Среднем и Южном Урале кластера ядерной медицины, и как раз вам как производителям изотопов в нем вроде бы была уготована своя заметная роль. Сейчас разговоры об этом как-то поутихли…
- При этом мы ждем возможности встроиться в медицинский кластер «Росатома», разговоры о нем тоже идут, так скажем, по синусоиде. Потенциально мы предоставим все, что нужно. И межобластному кластеру, если таковой все-таки появится, тоже. Я вам даже больше скажу – «Маяк» вышел на получение уникальной сырьевой составляющей для такого препарата, который станет прорывом в борьбе с раковыми заболеваниями. Сейчас мы доводим эту работу, чтобы была возможность вывести этот препарат на рынок, а рынок этот будет гигантский и по всему свету.
- В свое время, благодаря мораторию на ввоз ОЯТ в пределы страны, «Маяк» был вытолкнут с рынка переработки. К настоящему времени удалось вернуть утраченные позиции?
- «Росатом» выводит на мировой рынок услугу комплексной работы с атомной энергетикой. Такой, знаете, полный цикл. Вам станцию спроектируют, построят, запустят, будут обслуживать, в том числе решая вопрос обращения с ОЯТ. И «Маяк» со своими компетенциями и опытом, конечно, в этой работе будет участвовать. При заключении контрактов – страны пока называть не буду, но контракты есть – мы будем участвовать в переработке ОЯТ, а продукты переработки возвращать в топливные композиции. Второй способ обойтись с ОЯТ сегодня – отправить его на долговременное хранение. На сегодня именно по последнему пути идут многие страны. Но это не наш путь, не путь «Маяка», и нам как раз важно подтверждать свои компетенции, причем показывать такую экономику, которая будет опережать экономику долговременного хранения. Нас отличает многопрофильный, диверсифицированный характер экономики. У нас много разных бизнесов, направлений работы, где мы учимся зарабатывать. И за счет этого мы будем теснить конкурентов.
- «Маяк» остается государственным?
- Да, никаких поползновений на наш государственный статус мы не наблюдаем и не ожидаем. Сейчас к нам в качестве филиала присоединяется другое ФГУП – «Базальт» в Саратовской области. Их специализация - изделия из бериллия, их продукция сочетается с нашей. Недавно мы командой топов это предприятие обследовали, знакомились со спецификой, с проблемами. Я думаю, что уже в 2018 году они в составе «Маяка» заработают. Предприятие небольшое, чуть больше 300-х человек численность. Красивое, ухоженное предприятие.
- Для озерчан всегда имел особое значение вопрос строительства Южно-Уральской атомной электростанции. У вас есть свежая информация о перспективах этого проекта?
- Обсуждается идея вернуться на старую площадку с парой-тройкой реакторов. Это позволило бы образовать научно-производственный энергетический кластер, в котором «Маяк» мог бы сыграть ключевую роль. Смотрите: блок работает, вырабатывает энергию, а мы поставляем для него топливные сборки, затем перерабатываем отработавшее топливо. И все это здесь, на одной территории, с приличными объемами. Если будет принято соответствующее решение, мы всячески поддержим. Более того, если наше строительно-ремонтное управление не будет занято, мы поучаствуем в строительстве, будем делать конструкции. Может, поучаствуем в проектировании.
- В нулевые годы «Маяк» привел в порядок Теченский каскад водоемов, помог области с переселением села Муслюмово. В прошлом году было спрятано под бетонный саркофаг озеро Карачай. Есть ли на очереди или в планах сопоставимые природоохранные проекты?
- Есть федеральная целевая программа «Ядерная и радиационная безопасность», и «Маяк» в нее встроен. На практике же остается гигантский комплекс мероприятий, который направлен на мониторинг среды и подержание экологического баланса в той местности, где мы в свое время появились и где в разные годы и в разных ситуациях, выполняя те или иные государственные задачи, определенным образом «наследили». Никто от этого наследия не отказывается, все это остается под нашим пристальным контролем.
- Год назад очередные муниципальные выборы ознаменовали возвращение ПО «Маяк» к управлению Озерским городским округом. Под силу ли это «Маяку», ведь 90-тысячный Озерск – это уже далеко не поселок-спутник режимного предприятия? Вообще, на ваш взгляд, модель взаимоотношения города с «Маяком» как с градообразующим предприятием по-прежнему актуальна? Может, город пора открыть и отпустить его в свободное плавание?
- Ну вот смотрите. В городе проживает 37 тыс. пенсионеров, большинство из которых – наши. Работающих сейчас 12 тыс. человек, у которых семьи. Если всех посчитать, получится порядка 70 тыс. человек – из 90 тысяч живущих в городе. Согласитесь, уже поэтому «Маяку» никак не остаться в стороне. Мы – градообразующее предприятие, и глядя на эти цифры, трудно утверждать обратное. Добавлю еще. Прогнозируемая выручка «Маяка» в этом году – порядка 20 млрд. рублей. Из них 8 миллиардов, плюс-минус, – это фонд оплаты труда. То есть зарплаты, потребительский рынок. Получается, что в экономике Озерска, экономике всей нашей округи от нас многое зависит. И закрытый периметр города этому никак не мешает.
Наверное, чтобы мы работали хорошо, мы и жить должны хорошо. В этом смысл нашего возвращения в городскую власть. Не в том, чтобы кому-то найти место, пристроить. У меня людей тоже не хватает, как и везде. И надо было еще найти грамотных и толковых, чтобы те согласились пойти работать на зарплату, вдвое меньше прежней… Нашли, привели их к городскому руководству. Работают, начинают браться за такие проблемы, которые прежде казались неподъемными.
- Администрация города – это цех за пределами промплощадки? Откомандированное подразделение?
- Нет, конечно. Но живем-то мы в одном городе, только ходим на работу в разные места, зарплату в разных кассах получаем. Между городом и комбинатом, наконец, снова сложились гармоничные, деловые отношения, которые уже показывают результаты. Кому-то это не нравится? Возможно, тем, кому мы дорогу перешли, причем в буквальном смысле, когда взялись, например, делать снова сами дороги в городе - без прибыли, но делать. И если подсчитать, то в одном только этом сезоне уже миллионов на 30 эффект. Представляете, сколько мерседесов было бы куплено, сколько поездок за границу было бы оплачено? Но не судьба…
- Какие проблемы Озерска вы видите на настоящий момент? Какие пути решения предполагаете? Чего, на ваш взгляд, не хватает городу?
- Недостает социального оптимизма. Это очень важная вещь, от нее многое зависит в городе, начиная от численности населения. Пока население в Озерске убывает. А должно прирастать, причем качественно. Сюда должны приезжать молодые люди, студенты. Приезжать и оставаться.
- Так может, замахнуться на свой университет, как в Дубне? Звучали такие предложения.
- У нас уже есть свой вуз, его надо донастроить, чтобы он был привлекательным не только для изучающих технические специальности, но и для тех, кто больше по гуманитарной линии. Этим как раз сейчас занимаются. Но главное, нужны красивые рабочие места – красивые и по форме, и по содержанию. Чтобы был красивый, уютный, безопасный город. Конечно, нужен и быстрый доступ в большие города, куда можно было бы съездить потусоваться, а после - назад, к себе. Вот эти задачи мы всей командой, сложившейся в городе, и будем решать. И решим, это обязательно. Я нам всем временной лаг отмерил от 3 до 5 лет. Это было мое авторитарное решение.