Росэнергоатом готов предложить научным организациям отрасли конкретный заказ на новые технологии в области атомной энергетики. Эту работу будет координировать филиал, созданный недавно в Концерне.
– Ю. Гилева: В Росэнергоатоме недавно создан научно-исследовательский центр. Расскажите о его задачах.
– Е. Романов: Задача НИЦ – вывести на качественно иной уровень нировское направление концерна. Прежде всего мы должны формировать заказ на научно исследовательские работы. Нужно выстроить связку между НИР и ОКР с выходом на проектирование. Кроме того, у нас, на мой взгляд, на низком уровне защита интеллектуальной собственности. Есть факты, когда недружественные организации оформляют на себя интеллектуальную собственность и после этого пытаются предъявлять претензии концерну. Не секрет также, что многие интеллектуальные продукты, которые мы должны и обязаны защищать, на сегодняшний день применяются третьими лицами, странами без соответствующего оформления. Нужно такие ситуации предотвращать.
– Кто возглавил НИЦ?
– Руководит центром Станислав Иванович Антипов. Среди руководителей и директор ПКФ Сергей Владимирович Егоров. Кроме администраторов с научным и проектным потенциалом мы с Владимиром Григорьевичем Асмоловым стараемся привлекать ученых с мировым именем. Например, недавно пригласили в качестве научного консультанта и советника знаменитого академика Николая Николаевича Пономарева Степного. Причем перед тем, как дать согласие, он взял с меня слово, что я никогда не буду использовать административный ресурс для попыток изменить его научную точку зрения. Считаю такое обещание оправданным, так как очень важно, чтобы «полет мысли» не был обременен квазиполитическими соображениями.
– Каких результатов вы ждете от центра в течение ближайшего года? Как будете оценивать его эффективность?
– На горизонте года я могу оценить только, насколько прозрачнее стало формирование нировской тематики, как изменяются процедуры покупки интеллектуального труда. А вообще, конечно, итоги работы такого рода организаций заметны в более широких горизонтах, уже с точки зрения реального инновационного прорыва или появления его признаков. Так что серьезно оценивать результаты НИЦ, учитывая, что он еще в стадии формирования, я буду где то к концу 2013 года.
– Центр будет работать в основном в области энергетических установок, или вы планируете его деятельность распространить на весь спектр технологий атомной промышленности?
– Нам интересен полный спектр технологий. При этом НИЦ не обязан покрывать все направления. Я не жду, что в центре появятся свои Ломоносов, Эйнштейн или Курчатов. Администрирование должно осуществляться так, чтобы мы могли грамотно сформулировать, в какой области необходим технологический прорыв, умели договариваться с организациями, которые способны провести НИОКР, разработать и реализовать проект. Даже в мыслях нет из концерна устраивать академию наук или уж тем более мировой интеллектуальный центр. Мы, будучи коммерческой организацией, должны понимать, что необходимо для развития, и привлекать на коммерческой основе лучшие умы.
Допустим, кто то говорит, что МОКС топливо – это неполноценное замыкание топливного цикла, потому что количество кругов повторного использования ограничено. С этой точки зрения нитридное топливо почти как вечный двигатель. Однако критики возражают: создать производство такого топлива пока невозможно. Мы должны выступать как администраторы или даже как марксисты, если угодно. Для нас только практика является критерием истины. То есть достижимость результата при тех или иных условиях требует подтверждения на деле. Или констатировать, что прежде нам необходим фундаментальный прорыв по другим направлениям, например в области материаловедения. И сформировать такой заказ соответствующим организациям.
– Как вы оцениваете ситуацию с кадровым обеспечением этой работы?
– К сожалению, мы испытываем дефицит специалистов среднего звена. Но не настолько критичный, чтобы говорить, что именно этот фактор не позволяет осуществить технологический прорыв.
Конечно, было бы здорово, если бы сохранилась преемственность. Однако события в стране в конце 1990-х годов этому в значительной степени помешали. На наше счастье, в отрасли сегодня есть люди, которые когда то в возрасте 30–40 лет занимались созданием атомной отрасли. Причем им некого было спросить, они все придумывали сами, их знание опиралось на интуицию и чутье. А мы сегодня можем опереться на их знания.
– Как будет складываться взаимодействие НИЦ и блока управления инновациями Росатома?
– Думаю, тут вполне применима аналогия со стройкой. В конечном счете владельцем АЭС является государство, а представители собственника – это соответствующие службы госкорпорации. Росатом уже нанимает кого то – в данном случае концерн, чтобы тот мог обеспечить сооружение мощностей, выступить заказчиком застройщиком и эксплуатировать АЭС.
С перспективными технологиями примерно то же самое. Блок управления инновациями является представителем государства. БУИ расставляет приоритеты финансирования, определяет, кто может быть квалифицированным заказчиком и исполнителем. Например, по натриевым реакторам максимальные компетенции с точки зрения заказа есть именно у нас. А далее концерн говорит разработчикам, какой мощности блоки нужны, сколько и по какой стоимости. В этом смысле соответствующие подразделения Росатома выполняют функции дирижеров по своим направлениям.
– Можно ли говорить, что концерн сегодня нацелен на то, чтобы стать первой скрипкой в этом оркестре?
– Росатом – глобальный игрок, обладающий всеми компетенциями для того, чтобы осуществлять продажу не только энергоносителей, но и технологий. Отрасли необходимо все время поддерживать высокий научно технический потенциал, чтобы соответствовать лучшим мировым стандартам. И здесь следует действовать в тесной связке с коллегами из других дивизионов. Иначе не стать глобальными. Приведу конкретный пример. Мы сегодня обсуждаем с ТВЭЛ программу выхода на нулевой отказ по топливу, и мне все равно, кто в этой работе будет главный.
– Последнее время по отдельным проектам и направлениям инновационной программы развернулись довольно острые дискуссии. Они помогают инновационному развитию или мешают?
– Знаете, все зависит на самом деле от…
– …градуса дискуссий?
– Скорее от того, с кем именно разговаривать. Например, лично я в работе эмоции вообще не воспринимаю – только логическую аргументацию. На мой взгляд, если эмоции зашкаливают, значит, есть дефицит содержательных аргументов, и это у меня вызывает некое отторжение.
Вместе с тем мы все работаем на результат, и наша основная задача – создать единую команду, которая будет эффективно добиваться результата. Если в работе с определенными людьми эмоциональный градус позволит их сподвигнуть на достижение какого то сверхрезультата, тогда это оправданный инструмент.
Однако мне все же кажется, что сегодня накал несколько завышен. Считаю, что пора его уже понизить и перейти к более содержательной дискуссии с объединением усилий на достижение результата.
– Вы сегодня видите пример для концерна в мире с точки зрения масштаба и вектора развития? Можете какую-то компанию выделить, чья стратегия вам близка?
– Я, конечно, еще не так хорошо знаком со всеми мировыми атомными компаниями. Но думаю, что по глобальности и по внутреннему строению мы можем сравниться только с французской EdF. В целом, на мой взгляд, пытаясь повторить опыт компании, которая стала лучшей в мире, скорее всего, ты рискуешь все время только подтягиваться к ее уровню. Опередить или даже рядом встать не получится. Конечно, нужно учитывать опыт коллег, натаскивать своих менеджеров на лучших практиках, но при этом мы всегда должны иметь свои фишки, которые позволят опережать соперников. Инновационное, прорывное направление – то условие, без которого Росатом не сможет стать глобальным игроком и технологическим лидером. В этом я убежден.
