Советник директора ОАО «Изотоп» Инна Охотина про изотопы знает всё. И не удивительно, ведь она посвятила им 38 лет жизни: налаживала выпуск продукции в СССР, координировала закупку из-за границы, распределяла в медицинские и научные центры. А сегодня, в том числе благодаря её знаниям и опыту, производство изотопов в России получает второе дыхание.
— Знаете, сколько в России центров по лечению заболеваний щитовидной железы йодом 131, — с той самой энергичностью, о которой в Минсредмаше ходили легенды, спрашивает меня Инна Охотина, — и где оперативное вмешательство заменяют на изотопное? Всего один. В Обнинске. А, к примеру, в Иране или в Германии — 40. Ситуация плачевная. А ведь изотопная диагностика и терапия — методы в ряде случаев незаменимые.
ЭКСПЕРИМЕНТ В ЧЕРЁМУШКАХ
Позвольте рассказать, как главным экспертом страны по столь непростой теме стала женщина. Виноват педагогический эксперимент, поставленный в школе № 68 по 5 й Черёмушкинской улице (ныне Кржижановского). Поскольку учителя тогда были в страшном дефиците, на место преподавателей физики, математики и химии в старших классах директор пригласила настоящих учёных. Особенно запомнился нашей героине физик, соратник Курчатова Давид Юдкович.
— Зашёл и сразу предложил учебник Пёрышкина выбросить из головы, потому что нормальные люди ничему по нему научиться не смогут. Дальше он говорил, мы конспектировали. До 8 класса я училась на одни пятёрки, а тут, как и все мои одноклассники, съехала на тройки и четвёрки. Юдкович объяснял, что тройка — оценка за знания удовлетворительные, то есть вполне достойные, четвёрка — оценка за знания очень хорошие, а пятёрка — за знания исключительные.
Он научил детей нестандартно мыслить, генерировать идеи, искать уникальные решения, не бояться идти не в ногу и учиться за знания, а не за отметки. И те на всю жизнь усвоили, насколько физика может быть красива и интересна.
ЧТО-НИБУДЬ ДЕВЧАЧЬЕ
— Мальчишки из моего класса все пошли в МФТИ, МИФИ и МГУ, — продолжает Инна Охотина, — а я побоялась. Куда девочке в чистую физику? Решила выбрать что-нибудь полегче, а именно физикохимию. В общем, отправилась на инженерно-физико-химический факультет Менделеевского института.
Охотина подала документы и поступила на специальность «производство и применение изотопов». Система обучения в МХТИ оказалась такая же жёсткая и требовательная, как в классе Давида Юдковича. Помогал справляться с трудностями учебного процесса дружный коллектив. Пока одна часть одногруппников записывала лекции, другая стояла в длинных очередях за билетами на лучшие столичные спектакли.
— Это было потрясающее время, — говорит Инна Охотина. — Открылся театр на Таганке. Мы пересмотрели все премьеры Любимова, не по одному разу видели лучшие его работы — «Добрый человек из Сезуанна», «Антимиры». Что касается театра Сатиры, то я была влюблена в Миронова, много раз ходила на «Женитьбу Фигаро».
Любовь к искусству не мешала учёбе. В 1969 году, получив диплом, Охотина устроилась в НИИ хлорной промышленности.
ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ
Первым местом работы стала большая заводская лаборатория. Инна Охотина сразу стала заниматься анализом легирующих добавок в кремниевых и германиевых пластинах для полупроводниковых детекторов как для мирной промышленности, так и для военных. Добавки эти делались на ощупь, методом проб и ошибок, а задачей лаборатории было выяснить, что получилось в очередном эксперименте.
— Работа совершенно не вписывалась в правила техники безопасности. Всё делали допотопными методами. Я всё, что думала по этому поводу, откровенно выложила на первом же научно-техническом совете. А мне на это сказали: раз ты такая умная, займись устройством новой лаборатории. И деньги дали. К должности младшего научного сотрудника прибавилась должность ответственного по технике безопасности. Так что с организаторской работой я познакомилась почти в то же время, что и с научной.
Однако в 1972 году Охотина получила-таки дозу радиации по причине небольшого ЧП. Медицинское наблюдение за сотрудниками НИИ велось тщательное, и девушку сразу после инцидента отстранили от работы с радиацией. В итоге ставить эксперименты она больше не могла. А заниматься просто расчётами не хотела. В это время знакомые сказали, что в Минсредмаше для работы над изотопной тематикой требуется молодой специалист. Её уже порекомендовали институтские преподаватели, так что осталось не ударить в грязь лицом на собеседовании.
ЛЮБИМАЯ РАБОТА
— Я прошла одно собеседование, второе и, наконец, встретилась с начальником Главного управления атомного приборостроения и изотопов Александром Штанем, — вспоминает Инна Охотина. — Он был готов взять меня на работу, но тут упёрлись «кадры». У меня был малый производственный стаж, к тому же из другого ведомства — в общем, по формальным признакам на должность не подходила. И вот Штань из-за какой-то девчонки отправился к замминистра Николаю Семёнову и убедил его взять меня на работу. Вскоре я стала курировать тематику изотопов, которые применялись в медицине.
Как рассказывает Охотина, изотопы в советской медицине использовались гораздо шире, чем сейчас. И направление динамично развивалось. Вот только сами изотопы по большей части закупались во Франции и Англии. За огромные деньги. И одной из важнейших работ Инны Охотиной была организация отечественного производства изотопов, в первую очередь генераторов технеция.
— Вот смотрите, на чём основана изотопная диагностика, — объясняет она. — Берётся определённое вещество, которое обязательно пойдёт в определённую часть организма человека — фосфаты, например, пойдут в кости. Это вещество метится короткоживущим изотопом — технецием 99, и вводится в кровь. С кровью оно попадает в нужный орган. Если там есть опухоль или любые другие изменения, кровоток нарушен. Препарат накапливается или идёт обходными путями. А на интерфейсе гамма-томографа, например, сразу видно, есть инфаркт миокарда или нет. Метастазы в костях (остеосаркома) на рентгене становятся видны только через полгода, то есть уже в довольно запущенном состоянии, а методом радиоизотопной диагностики их можно увидеть почти сразу. Для исследования сердца, почек, костей и ряда других органов, а также для выявления онкологии метод радиоизотопной диагностики является одним из самых информативных.
На момент прихода Инны Охотиной в отрасль деньги на закупку изотопов выделялись Минздравом, изотопы покупались за кордоном и распределялись по клиникам, но всё равно обеспечивали только 30–40% потребностей. Охотина взялась за развитие производства изотопов в СССР. В конце 1970 х в обнинском НИИ им. Карпова («Карповке») были начаты работы по освоению производства молибдена 99, а затем и генераторов технеция 99м на его основе. А до этого, с 1974 года, Инна Охотина налаживала выпуск изотопов в регионах — на территории Института ядерной физики АН Узбекистана. В 1976 году предприятие «Радиопрепарат» при ИЯФ НА УзССР начало поставлять первую продукцию на основе короткоживущих изотопов для медучреждений Средней Азии. Производство там работает и по сей день.
ПОВЕЗЛО С "КАРПОВКОЙ"
И Инне Охотиной, и отечественному делу изотопов очень повезло с «Карповкой». Во первых, реактор института, как выяснилось, подходит для наработки изотопной продукции, в первую очередь молибдена, как почти ни один другой. Во вторых, специалисты НИИ им. Карпова улучшили технологию получения изотопов. В третьих, эти же специалисты разработали целый комплекс технологической оснастки для выделения молибдена из продуктов деления урана (часть изотопной продукции получается из урана 235 после облучения в реакторе). В четвёртых, создали новую модель генератора технеция и запустили её в производство. Наконец, они решили все технологические вопросы и наладили производство йода 131, который используется для лечения щитовидной железы.
С 1980 до 1986 года дело изотопов продолжало развиваться. При участии Охотиной была организована очень большая работа в Институте биоорганической химии АН БССР. После этого наборы для радио-имуннологического анализа стали изготавливаться в Белоруссии.
В конце 1980 х к делу производства изотопов также удалось подтянуть такого научного гиганта, как ФЭИ им. Лейпунского. И к 1990 году там начали выпускать молибден и генераторы технеция нового поколения. Таким образом ВО «Изотоп» к тем 5–6 тыс. генераторов технеция, которые выпускала «Карповка», прибавил столько же из ФЭИ и смог покрыть заказ Минздрава в 1990 году.
Ну а после 1990 года с изотопами произошло то же самое, что со всей атомной отраслью. Белоруссия и Узбекистан стали заграницей. Финансирование прекратилось. Была разрушена система, по которой Минздрав ежегодно получал от правительства деньги на закупку продукции у ВО «Изотоп». В начале 90 х «Изотоп» обеспечивал 130 клиник, а на сегодняшний день — 30 клиник Мин-здравсоцразвития. Ещё часть заказывается через РАМН, потому что самые крупные радиологические клиники находятся в её системе.
ПРОБЛЕМА НЕ В ИЗОТОПАХ
— В 1990 году, — рассказывает Инна Охотина, — мы выпускали порядка 10 тыс. штук генераторов технеция в год. Сейчас годовая потребность — всего 5,5 тыс. И дело не в том, что не хватает изотопов. Вы, может быть, видели в прессе такие цифры, что сегодня в России обеспечение радиофармпрепаратами составляет не более 1–3%. Это не так. В настоящее время оба предприятия Обнинска (ФЭИ и ФНИФХИ) могут производить не менее 10–11 тыс. генераторов в год. Кроме того, во ФНИФХИ завершается работа по пуску новой технологической линии генераторов технеция 99м новой конструкции, рассчитанной на 20 тыс. единиц в год. Но спроса нет. Потому что действующих гамма-камер в стране осталось 130.
Для сравнения — в США их более 4 тыс., во Франции более 400. В итоге мы производим генераторов технеция столько, сколько в США потребляют за две недели, и из них часть отправляем на экспорт. 80% изотопной продукции продаётся за границу, потому что внутри страны она не нужна. Знаете, когда международные эксперты спрашивают меня, сколько у нас клиник с гамма-диагностикой, я стыдливо ухожу от ответа. Я ездила в прошлом году в Иран с делегацией от Росатома. Так вот там делается генераторов технеция для нужд страны 120–140 штук в неделю, а у нас — 50–70. Обидно.
Причина отставания российских клиник от мировых по оснащённости гамма-камерами банальна. Одна такая современная импортная камера стоит порядка полумиллиона долларов. Внутри страны аппараты соответствующей сложности и надёжности никто делать не может. А Минздравсоцразвития импортные не закупает. В США же изотопная диагностика включена в систему обязательного медицинского страхования, и в основном гамма-камеры куплены на государственные деньги.
ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ К ПОРТРЕТУ
В свои 66 лет Охотина по-прежнему полна энергии и творческих сил. Вот только в развитии дела изотопов не всё зависит от неё.
— Пока Минздравсоцразвития не изменит отношения к оснащённости радиологических отделений своих клиник, изотопная диагностика не возродится, — говорит она. — В стране протяжённостью 11 тыс. км нужны не несколько гамма-центров в столице, а тысячи гамма-установок по всем регионам. Чтобы люди получали помощь, не ждали в очереди по месяцу. Вот если будет заявлена такая цель, то за «Изотопом» дело не станет.