Девизом 29‑й Конференции ООН по изменению климата (СОР29) стали слова «Солидарность во имя зеленого мира». На деле же эксперты отмечают постепенный отказ стран-лидеров от глобальных климатических амбиций в пользу национальных. Издание "Страна Росатом" обсудило эту тенденцию с научным сотрудником Института проблем региональной экономики РАН Марией Турановой и руководителем Центра экологии и развития Института Европы РАН, профессором Финансового университета при Правительстве РФ Сергеем Рогинко.
В прошлом году на СОР в Баку ряд стран сообщил об обновлении своих климатических стратегий. Например, Бразилия намерена сократить выбросы парниковых газов на 59–67 % к 2035 году по сравнению с уровнем 2005 года, то есть на 0,85–1,05 млрд т эквивалента CO2. Цель Венгрии — снижение эмиссии на 50 % к 2030 году по сравнению с 1990 годом (на 10 % больше, чем в прежнем плане). Отметим, что с 1990 по 2023 год Венгрия уже «сбавила» 43 %, правда, связано это не столько с политикой декарбонизации, сколько с общим спадом экономических показателей в стране. Египет и Азербайджан заявили, что увеличат долю возобновляемых источников энергии (ВИЭ): Египет — до 42 % к 2030 году, Азербайджан — до 40 % к 2035 году. Россия и Кувейт подтвердили национальные планы по достижению углеродной нейтральности к 2060 году. Выбросы парниковых газов в нашей стране снизились уже более чем на 50 % по сравнению с 1990‑м. 85 % энергии дают низкоуглеродные источники, такие как природный газ, атомная энергетика, и ВИЭ. В Кувейте к 2050 году 50 % энергии должны поставлять солнечные станции.
Вот только в Парижское соглашение входят 195 стран, и позиция большинства из них позволяет экспертам говорить о серьезном снижении амбиций в достижении климатических целей.
«В условиях геополитической турбулентности изменения в глобальных цепочках поставок оказывают существенное давление на экономику в первую очередь развитых стран, — объясняет Мария Туранова. — Все чаще приоритеты смещаются от глобальных к национальным. В развитых странах, которые за долгие годы достигли успехов в климатических инициативах, фокус внимания сдвигается на внутренние социально-экономические проблемы».
«Недостаточная амбициозность стран — популярная тема на переговорах. Существует даже Коалиция высоких амбиций, High Ambition Coalition, тон в которой задают страны Европы. Компанию им составляет несколько слаборазвитых стран, заметную роль играют малые островные государства: Фиджи, Палау, Маршалловы Острова и др. Если учесть постоянную грантовую подпитку этих стран из Евросоюза, High Ambition Coalition можно однозначно определить как инструмент продвижения интересов Евросоюза и Великобритании, неизменно стоящих за самые жесткие цели в снижении выбросов парниковых газов», — говорит Сергей Рогинко.
Крупнейшие эмитенты парниковых газов — Китай, США и Индия. И их политику в области климата сложно назвать последовательной, отмечает Мария Туранова. Так, КНР, с одной стороны, выходит на лидирующие позиции в декарбонизации: здесь и модернизация производств, и один из самых солидных рынков углеродных единиц, и рост доли ВИЭ и атома в энергобалансе. С другой стороны, увеличиваются генерирующие мощности на ископаемом топливе и импорт невозобновляемых энергоносителей. На долю Китая приходится около 27 % мировых выбросов (плюс 0,2 % в 2024 году).
Второй по величине эмитент CO2, США (около 13 % мировых выбросов), в 2024 году зафиксировал снижение на 0,6 %. Но едва ли не сразу после инаугурации новый президент Дональд Трамп провозгласил повторный выход из Парижского соглашения. Один из лозунгов его администрации — «Drill, baby, drill!» (дословно «Бури, детка, бури!»). Уже заявлено, что США должны удвоить производство энергоресурсов, прежде всего нефти и газа. «Выход Соединенных Штатов и Аргентины из Парижского соглашения может серьезно повлиять на его судьбу, вплоть до отмены в силу утраты глобального статуса, — считает Сергей Рогинко. — Это может спровоцировать выход и других стран, особенно если США решат оказать давление на сомневающихся, так уже было при принятии Киотского протокола. Как минимум эффект может проявиться в сдвигании некоторыми странами прогнозных сроков достижения чистого нуля».
На долю Индии приходится около 7 % мировых выбросов CO2. Экономический рост и значительный спрос на электроэнергию там препятствует более быстрому переходу к ВИЭ, и высокая зависимость от угля сохраняется. В 2024 году эмиссия в Индии увеличилась на 4,6 %.
Что касается Евросоюза, то положительная динамика в деле декарбонизации есть, но есть и дисбаланс возможностей. Из-за зависимости восточноевропейских стран-членов от угля и газа темпы сокращения эмиссии таковы, что не позволят ЕС достичь углеродной нейтральности к 2050 году.
Канада, несмотря на высокие стандарты экологической политики, остается крупным нефтегазодобывающим государством. Там широко внедряют ВИЭ и проекты по чистым технологиям, но на климатическую политику оказывают влияние значительные инвестиции в углеводородную промышленность.
Япония тоже один из лидеров в зеленых технологиях. Ее усилия частично гасил вынужденный рост потребления угля и природного газа после свертывания работы всех АЭС из-за аварии на АЭС «Фукусима» в 2011 году.
«Развитые страны делают шаги к углеродной нейтральности, активно инвестируют в ВИЭ, но энергетическая зависимость от угля и нефти, экономические трудности и политическая нестабильность остаются серьезными препятствиями. В 2024 году многие развитые страны демонстрировали лишь умеренные успехи в сокращении эмиссии, что ставит под вопрос их способность достичь углеродной нейтральности в желаемый срок», — констатирует Мария Туранова.
Одним из больших результатов СОР29 называют принятие декларации министров 25 стран, которая поддерживает утроение глобальных атомных мощностей к 2050 году. Но насколько это реалистично?
«Положительным в декларации можно считать то, что наконец признана роль атомной энергетики в деле декарбонизации. Если вспомнить, какие барьеры на пути этой истины ставил Евросоюз на протяжении более чем 20 лет, то, конечно, это шаг вперед. Вопрос в другом. Утроение глобальных атомных мощностей к 2050 году пока представляется лишь благим пожеланием. Ведь проблема здесь не только финансовая, но и технологическая — а именно утрата некоторыми бывшими лидерами атомной отрасли соответствующих компетенций. Быстро восстановить их вряд ли получится. И если соотнести 15–17‑летние сроки строительства АЭС (французский опыт) с оставшимся до 2050 года временем, возникают серьезные сомнения в обоснованности заявленной цели», — делает вывод Сергей Рогинко.
«Россия играет значительную роль в развитии глобальной атомной энергетики и может стать важным участником реализации планов по утроению мощностей АЭС к 2050 году. «Росатом» — один из ведущих мировых разработчиков и строителей атомных станций, ведет проекты в России и за рубежом», — говорит Мария Туранова. Она считает, что наша страна остается единственной обладающей развитым экспортом технологий, и среди ключевых инструментов России в продвижении атомной энергетики называет гибкую систему финансирования. Образец передовых финансовых технологий — схема «строй — владей — эксплуатируй», которая используется в проекте АЭС «Аккую» в Турции. Он полностью финансируется российской стороной, возврат средств будет осуществляться за счет продажи электроэнергии. Такие модели делают ядерную энергетику доступной для развивающихся стран, отмечает Мария Туранова. «Хотя трехкратное увеличение глобальных атомных мощностей к 2050 году — цель крайне амбициозная, сопряженная с серьезными финансовыми и организационными вызовами, ее можно достичь при условии изменения подходов к финансированию, активного международного сотрудничества и привлечения разнообразных источников инвестиций», — говорит Мария Туранова.
Если решения СОР29 не останутся декларацией, в этом году должен заработать общемировой рынок углеродных единиц под контролем ООН.
Уже можно говорить о наличии двух международных рынков углеродных единиц под контролем ООН. Это система CORSIA в гражданской авиации и IМО в морских перевозках (в процессе формирования), — рассказывает Сергей Рогинко. — Полноценный углеродный рынок под контролем ООН даст возможность сохранить промышленность и обеспечить общее снижение выбросов. Разумеется, речь идет о хорошо организованном рынке, на котором эмитентов и их проекты по сокращению выбросов, в том числе в лесном секторе, постоянно мониторят, проверяют отчетность, прежде чем верифицировать. Не секрет, что на некоторых добровольных рынках требования не слишком высоки, что вызывает упреки в «гринвошинге» в адрес некоторых покупателей сокращений. Но это не относится к рынкам под эгидой структур ООН — там фейковое сокращение выбросов маловероятно».
«В борьбе с изменением климата международный рынок углеродных единиц может стать полезным инструментом, но его эффективность будет зависеть от строгости регулирования, прозрачности и обеспечения того, чтобы углеродные кредиты использовались в дополнение к реальным мерам декарбонизации, а не вместо них. Без надежного контроля этот механизм может превратиться в инструмент, который позволит компаниям избегать настоящих климатических обязательств, создавая лишь видимость прогресса в снижении выбросов», — заключает Мария Туранова.
Напомним, по данным Всемирной метеорологической организации, 2024 год стал самым теплым за всю историю наблюдений. Средняя температура поверхности Земли была на 1,55 °C выше среднего значения за период 1850–1900 годов (погрешность измерений — 0,13 °C). Температура на поверхности и на глубине до 2 тыс. м в Мировом океане тоже была самой высокой за всю историю наблюдений. Вероятно, планета пережила первый календарный год, когда среднегодовая температура превысила уровень доиндустриального периода более чем на 1,5 °C.
«Рекордные температуры 2024 года требуют революционных климатических действий в 2025 году. У нас все еще есть шанс избежать худших последствий климатической катастрофы, но лидеры должны действовать — и действовать сейчас», — заявил генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш и призвал правительства представить новые национальные климатические планы в этом году, чтобы удержать долгосрочный рост глобальной температуры в пределах 1,5 °C и помочь наиболее уязвимым сообществам справиться с разрушительными последствиями изменения климата.