Почему ученые не могут коммерциализировать свои разработки

Почему российские ученые не хотят даже пытаться довести свои разработки до продажи, как на российскую науку повлиял провал в 90-х и начале 2000-х, можно ли его преодолеть и почему предприниматели не стремятся открывать собственные компании, предпочитая им государственные, читайте в материале Indicator.Ru.

«Большие вызовы», перечисленные в Стратегии научно-технологического развития России, красной нитью проходят через всю программу форума «Наука будущего — наука молодых», проходящего 12-14 сентября в Нижнем Новгороде. Этой теме было посвящено и короткое выступление главы департамента науки и технологий министерства образования и науки Сергея Матвеева на открытии мероприятия, и значительная часть программы второго дня форума, который так и назывался: «Ответы на “Большие вызовы”».

Наука призвана решать проблемы, которые большие вызовы ставят перед нашей страной и миром в целом. Очевидно, что для этого разработки должны покидать стены исследовательских учреждений и применяться на практике. Чтобы облегчить задачу коммерциализации научных разработок, есть многочисленные крупные и мелкие фонды, бизнес-акселераторы, конкурсы на поддержку коммерчески ориентированных научно-технических проектов… Казалось бы, у ученых есть все возможности для того, чтобы начать зарабатывать деньги, однако этого не происходит. 

Григорий Трубников, заместитель министра образования и науки, предположил, что дополнительным фактором, способным изменить ситуацию к лучшему, может стать более активное вовлечение студентов старших курсов в предпринимательство.

«Есть такой тренд, о котором говорят президент и глава правительства — технологическое предпринимательство. Этот тренд связан с базовыми кафедрами и целевым набором, — заявил Трубников. — Все мы видим, что если бы студенты старших курсов знали больше о своих возможностях в сфере технологичного предпринимательства и видели мотивацию со стороны высокотехнологичного сектора, то мы видели бы большую интеграцию науки и индустрии».

Впрочем, как показали выступления спикеров, такой взгляд на проблему может быть излишне оптимистичным. Виной тому можно назвать то, что ученые по-прежнему не зарабатывают на своих разработках, и, прежде всего, не хотят тратить на коммерциализацию силы и время. Добавить можно и неконкурентоспособность части российских разработок на международных рынках. 

«Я занимаюсь фундаментальной наукой. Это значит, я не делаю доклинические исследования – просто не ставлю себе такой цели, не подаю заявки на гранты. Я занимаюсь исследованием неких фундаментальных механизмов», — рассказала Indicator.Ru директор института биологии и биомедицины Нижегородского государственного университета имени Н.И. Лобачевского, доктор биологических наук Мария Ведунова.

Внедрение результатов – за областью моей компетенции. Моя компетенция – фундаментальная наука. Идти куда-то, просить денег на доклинические и клинические исследования, дорабатывать, искать людей, которые начнут синтезировать белок, уговаривать, что это нужно… Это все где-то за областью моих интересов.
Мария Ведунова, директор института биологии и биомедицины ННГУ

Я понимаю, что это нужно. Но я могу за это время разработать какой-то совершенно новое научное направление. То есть мне времени не хочется на это тратить. Если бы кто-то пришел и предложил доработать идею до какого-то конечного продукта, лекарства, то я была бы очень благодарна».

Кроме того, сами компании тоже не всегда заинтересованы в сотрудничестве с учеными. По словам Марии Ведуновой, с фармацевтической промышленностью в России все очень сложно — большая часть нашей фарминдустрии ориентирована на дженерики (препараты, по составу действующих веществ совпадающие с известными лекарствами, чья эффективность доказана, но продающиеся под другими, зачастую непатентованными, названиями, — прим. Indicator.Ru), причем не лучшего качества. «В первую очередь это связано с разрывом между фундаментальными исследованиями и людьми, которые готовы производить новые лекарства. Нет среднего звена – людей, которые бы довели до ума фундаментально доказанную идею и пришли бы к фармкомпаниям. Отсутствует и заинтересованность фармкомпаний, потому что существуют очень большие риски. Гораздо лучше взять дженерик — препарат, который уже есть», — рассказывает ученый.

Возникает вопрос: почему же нельзя попытаться наладить сотрудничество с зарубежными компаниями? Потому, что российские разработки — по крайней мере, в некоторых сферах — просто не могут конкурировать с иностранными. «Европейские или американские компании не занимаются разработкой лекарственных средств, которые изобретены в России: к нашим разработкам нет доверия, — продолжает Мария Ведунова. — Сейчас биология, медицина, фундаментальная медицина развиваются практически взрывообразно. Начиная с середины 90-х годов исследования в области биологических наук приобрели колоссальный характер: каждый год появляются новые методы, технологии, приборы. А мы полностью пропустили 90-е и начало 2000-х, у нас не было ничего. Первые, очень маленькие и незначительные гранты, стали появляться в 2008 году. 20 лет задержки при условии того, что каждый год идет обновление технологий – это то отставание, которое можно преодолеть, если мы не будем пытаться кого-то догнать, а будем опираться на какие-то очень "свои" направления и способы исследований.

Один из принципиальных вызовов, которые сейчас стоят перед человечеством – получение противовирусных препаратов. Мы вообще не умеем лечить вирусы. Мы не способны вылечить грипп и очень хотим вылечить ВИЧ. Но никто из нас, ни одна лаборатория, которая была здесь представлена, даже не работает в этом направлении».

Так обстоят дела не только в фармацевтической промышленности. Так, в ходе дискуссий в рамках круглого стола «Интеграция науки, высшего образования и производства» звучали следующие реплики: «уровень российского высокотехнологичного экспорта ничтожен», «выпускать нужно не сковородки, а высокотехнологичную продукцию, при этом мы все равно делаем сковородки».

Впрочем, некоторые участники дискуссии не разделили мнения о том, что ученые должны совмещать исследовательскую и предпринимательскую деятельность. Александр Фертман, директор по науке, технологиям и образованию Фонда «Сколково», рассказал: «На сегодняшний день в Объединенном кластере промышленных технологий, который объединил ядерный и космический кластеры, более 30% компаний — это выходцы из вузов и институтов Академии наук. Из них, на мой взгляд, около 15% компании реально действующие. Многие компании были образованы по принципу "Наверное, там будут давать деньги, сделаю-ка я компанию", и никаких реальных вещей не производят. Но процентов 15 — это люди вполне успешные, сумевшие выйти на приличные обороты в сотни миллионов рублей».

По словам Фертмана, самых значительных успехов добиваются те, кто оставил науку, честно признавшись себе, что перестал быть основным исследователем в своей компании, и занялся предпринимательской деятельностью.

«Бизнес — это такая же профессия, как и наука, она требует полного погружения, — заявил Александр Фертман. — Нельзя заниматься развитием компании левой ногой. У нас в университетах почти нет курсов по leadership. А если есть, то мне очень интересно посмотреть на результат, на тех, кто готов взять на себя ответственность за создание собственного бизнеса. Почему государственные компании популярны? Да потому что ответственность ниже. Ты приходишь туда и остаешься таким же инфантильным, каким был с мамой и папой. А когда у тебя свой бизнес, ты не просто отвечаешь за себя. Ты еще отвечаешь за людей, которых ты нанял. Вот когда есть человек, который готов взять на себя ответственность, предприятие и становится успешным, находит себе место на международном рынке».