Эта история не о том, как Россия что-то потеряла или не смогла успешно реализовать внешнеэкономический проект в Азии. Даже наоборот, российское предложение было качественным и уместным, но ставка не сыграла из-за неудачного стечения обстоятельств. Но заметной эту потерю делает отсутствие других российских проектов аналогичного уровня в Юго-Восточной Азии
В конце прошлого года Национальное собрание Вьетнама проголосовало за остановку всех проектов строительства атомных электростанций (АЭС) в стране. Российская АЭС «Ниньтхуан-1» должна была стать новым локомотивом в сотрудничестве двух стран, первой АЭС «Росатома» в Юго-Восточной Азии и символом нового этапа развития вьетнамской энергетики. Но сложилось иначе. История с российской АЭС во Вьетнаме начиналась долго, а оборвалась очень быстро.
Энергетический голод
Вьетнамская ядерная программа началась еще в 1958 году, когда Южный Вьетнам стал одной из первых стран, заказавших американский реактор Triga Mark II по программе «Атом для мира». Исследовательский реактор заработал в городе Далат в 1963 году, но из-за начала второй индокитайской войны американцы его остановили, а потом и вовсе вывезли по соображениям безопасности.
У объединенного под властью коммунистов Вьетнама вскоре после разлада с Китаем и пограничной войны оказался лишь один стратегический союзник из числа членов ядерного клуба – СССР. Советские ученые и инженеры не стали усложнять себе работу и в 1980 году собрали в Далате новый исследовательский реактор на площадке американского, поставив советский реактор ИВВ-9 в здание американского Triga и оставив часть элементов конструкции. Новый объект использовали для подготовки вьетнамских физиков и инженеров, а также для производства медицинских изотопов.
Примерно в то же время – в начале 1980-х – вьетнамцы впервые задумались над перспективами атомной энергетики и провели на эту тему два исследования. Известно, что в третьем таком исследовании уже в 1995 году предлагалось начать вырабатывать электроэнергию на АЭС с 2015 года, когда потребности Вьетнама в электроэнергии достигнут 100 млрд кВт∙ч в год.
Тогда вьетнамские экономисты не могли предположить, что реальные потребности в электроэнергии будут в два раза выше. Рыночные реформы «обновления», начатые в 1986 году, и открытие страны для иностранного капитала быстро дали результат – Вьетнам вставал на хорошо знакомые азиатским странам рельсы экспортоориентированного роста. С 2000 по 2008 год темпы роста не опускались ниже 6,8%, а с ними и прирост энергопотребления, составлявший в 2000-е около 15% в год.
На этой волне роста добавление атома в структуру энергопотребления выглядело логичным шагом, к тому же способным показать и технологическую ориентированность вьетнамской экономики, дать сигнал зарубежным инвесторам, что рост будет долгим и устойчивым. В 2006 году вьетнамское правительство объявило, что в 2020 году должно быть запущено два реактора мощностью 2 ГВт на юге провинции Ниньтхуан, а затем еще два в соседней провинции и еще три к 2030 году. По оптимистичному сценарию в 2020 году во Вьетнаме могли бы действовать АЭС на восьми объектах в пяти провинциях страны. К 2050 году на атомную энергию приходилось бы 20–30% энергопотребления.
Дело было за малым – надо было выбрать партнера для первых двух реакторов. Интерес проявили американо-японская Westinghouse, французская EdF, корейская Kepco и китайская China Guangdong Nuclear Power Group (CGNPG). В 2007 году появились слухи, что вьетнамцы сделают выбор в пользу японской Kyushu Electric Power Company, которая поставит реакторы Westinghouse, собранные Mitsubishi. Стоимость проекта тогда оценивали в $4 млрд.
Однако счастливым обладателем права построить первую АЭС во Вьетнаме стал российский «Росатом» и его «дочка» «Атомстройэкспорт». Вьетнамские чиновники ссылались на то, что именно Россия предлагает самые безопасные технологии, а также на высокий уровень политического доверия между странами. В том, что политика сыграла здесь важную роль, сомневаться не приходится. Для российско-вьетнамских отношений это было хорошее время – в ходу был нарратив о восстановлении позиций России в мире, и Вьетнам можно было удачно поставить на витрину такого «возвращения», вспомнив богатую историю союзных отношений, когда советские корабли бороздили просторы Тихого океана, отдыхая в знаменитой бухте Камрань. В 2009 году Вьетнам заключил сделку о покупке шести дизель-электрических подводных лодок проекта 06361, и строительство АЭС выглядело эффектным дополнением к такого рода стратегическому сотрудничеству, только в невоенной области.
В октябре 2010 года межправительственное соглашение подвело черту под договоренностями. Российские компании должны были с 2014 года начать строительство АЭС «Ниньтхуан-1» с двумя реакторами ВВЭР-1200 и подсоединить их к электросети в 2020 году. Сумма сделки оценивалась в $8 млрд, 85% из которых покрывалось бы российским кредитом. В том же 2010 году аналогичное соглашение было подписано с японским консорциумом на АЭС «Ниньтхуан-2» со сроками ввода в эксплуатацию в 2024–2025 годах.
Российский проект был крайне важен с имиджевой точки зрения. «Ниньтхуан-1» стала бы не только первой АЭС во Вьетнаме, но и первой рабочей станцией во всей Юго-Восточной Азии, а также первой АЭС «Росатома» в регионе. В экспортной стратегии компании вьетнамский проект занимал важное место – при строительстве Тяньваньской АЭС в Китае российского поставщика ограничили сооружением реактора и обвязки, а во Вьетнаме Россия получила полный пакет услуг по строительству и обслуживанию станции. Глава «Росатома» Сергей Кириенко тогда сказал, что намерен использовать «вьетнамскую атомную программу как платформу, как точку опоры для развития мирного использования атомной энергии, атомных технологий в Азиатско-Тихоокеанском регионе».
Долго запрягали
Хотя к концу 2010 года мировой финансовый кризис уже грянул и вьетнамская экономика ощутила на себе его негативное воздействие (а вскоре пришел и кризис госсектора), проекту АЭС прочили большое будущее. Но уже меньше чем через полгода после подписания межправительственного соглашения, в марте 2011 года, произошла авария на японской АЭС «Фукусима» – сильнейший шок для атомной энергетики последних десятилетий. В самом «Росатоме» подсчитали, что только за первый год с небольшим было приостановлено 62 электростанции по всему миру и на 10% сократилось число проектов АЭС.
Общественное мнение, особенно в странах Азии, в первое время после инцидента с напряжением относилось к атомной энергетике. Вьетнам не был исключением, поэтому российская сторона много сделала, чтобы убедить партнеров в том, что российские технологии безопасны. Реакторы на «Ниньтхуан-1» должны были принадлежать к поколению III+, то есть обладать современными пассивными системами безопасности.
Несмотря на некоторую тишину вокруг проекта на протяжении последних лет, он оставался в центре внимания российско-вьетнамского сотрудничества – АЭС неизменно фигурировала в совместных заявлениях. В обнинском филиале МИФИ обучались будущие вьетнамские специалисты, они же тренировались в Волгодонске, где расположены Ростовская АЭС и завод Атоммаш, – всего около четырехсот человек. Вьетнамские власти готовили расселение людей, живших на территории, выделенной под АЭС.
В качестве пиар-сопровождения проекта «Росатом» создал в Ханое Информационный центр атомной энергетики, призванный «информировать и просвещать общественность» о ее преимуществах. Компания регулярно проводила публичные мероприятия, участвовала в выставках и даже высадила в городе Фанранг Аллею мирного атома. Все это было призвано настроить в пользу компании и атомного проекта общественное мнение, взбудораженное катастрофой в Японии. Тем более что у «Росатома» был неприятный опыт в Индии, где Народное движение против атомной энергии устраивало протесты против строительства АЭС «Куданкулам».
Первые тучи появились на горизонте в 2014 году, когда под АЭС должны были начать заливать первые кубометры бетона. В январе вьетнамское правительство заявило, что строительство откладывается на четыре года в связи с «продолжающимися переговорами по финансовым и техническим вопросам». Чуть ранее стало известно о том, что МАГАТЭ призывала к более тщательной подготовке проекта, а в 2015 году вьетнамское агентство по атомной энергетике уже называло 2019 год как дату начала строительства.
В ноябре 2015 года комитет по науке, технологиям и окружающей среде вьетнамского парламента (Национального собрания) перенес дату строительства на 2022 год, а ввод в эксплуатацию на 2028 год. Примерно в это же время в свет вышла статья члена ЦК правящей Компартии Вьетнама, заместителя главы Центрального комитета пропаганды Ву Нгок Хоанга, который подробно рассуждал о недостатках вьетнамской ядерной программы, вспоминал Чернобыль, перечислял экологические риски и указывал на высокую стоимость проекта.
Если этих знаков было недостаточно, то в начале 2016 года к ним добавился крайне неудачный инцидент. Тайваньское сталелитейное предприятие Formosa Ha Tinh Steel в Центральном Вьетнаме выбросило в море токсичные отходы, которые привели к массовой гибели рыб. Под удар попали более 200 тысяч человек минимум в четырех провинциях – семьи рыбаков и добытчиков соли, которым запретили использовать отравленные морские ресурсы. Правительство долго отказывалось называть виновных, в крупных городах прошли протесты, которые не утихают до сих пор, особенно активны католические деревни, которым не досталось компенсаций. Все это привело к небывалому интересу к экологической теме во вьетнамском информационном пространстве – любые новости приобрели большую значимость, особенно когда речь шла о предприятиях с иностранным участием.
Уже к началу осени 2016 года пошли слухи, что проекты АЭС, как российский, так и японский, могут заморозить или отменить. И вот 10 ноября глава вьетнамской энергетической госкорпорации заявил, что в обновленном энергетическом плане страны до 2030 года нет проектов атомной энергетики и бюджет на них не заложен. 22 ноября Национальное собрание Вьетнама проголосовало в поддержку предложения правительства остановить развитие проектов атомной энергетики в стране.
Основная причина отмены проектов АЭС – изменившаяся экономическая конъюнктура. В 2009 году рост потребностей Вьетнама в электроэнергии прогнозировался на уровне 17–20% в год, а в прошлом году на период 2016–2020 годов прогноз уже был на уровне 11%; на период 2021–2030 годов – 7–8%. К тому же стоимость проектов выросла почти в два раза – с $9 млрд до $18 млрд, а по данным некоторых вьетнамских СМИ – до $27 млрд. Еще более показателен рост стоимости самой электроэнергии с АЭС с 4–4,5 цента за киловатт-час до более 8 центов за киловатт-час. Такое повышение издержек выглядело крайне неудачным на фоне падения цен на нефть и уголь, а также угрозы превышения установленного правительством потолка госдолга 65% ВВП.
Вьетнамские официальные лица сделали все возможное, чтобы показать, что в отмене проекта нет ничего личного и что сомнений в качестве российского (и японского) предложения у них нет. За неделю до голосования в Нацсобрании вице-премьер Чинь Динь Зунг по очереди и без лишнего шума встретился с российскими и японскими контрагентами, а сразу после официальной отмены «проектов АЭС в провинции Ниньтхуан» представитель правительства и глава канцелярии Май Тиен Зунг выступил с длинным успокоительным заявлением, где выражал уверенность в российских и японских технологиях и обещал не сбавлять общий темп сотрудничества.
Но одно дело – реальный уровень безопасности, а другое – массовое восприятие. Хотя именно во Вьетнаме у России самый высокий рейтинг поддержки по версии Pew Global Attitudes, неосторожность в вопросах защиты окружающей среды может дорого стоить правительству, так как это одна из тем, которые волнуют все слои вьетнамского общества, объединяя националистов, зеленых, католиков и городской средний класс.
К экономическим рискам и экологическому активизму можно добавить еще одно подозрение. Активная антикоррупционная кампания, которой руководит генсек КПВ Нгуен Фу Чонг и использует в том числе как инструмент «очищения» партии от так называемых групп интересов, не способствует реализации крупных проектов. Как и в соседнем Китае, подобные кампании порождают некоторое бюрократическое оцепенение, когда браться за большие планы бывает опасно для политической карьеры.
Что теперь?
Внешнее спокойствие вокруг отмены проекта АЭС, конечно, плохо скрывает российскую обиду от потерянных сил и средств. В России прошли подготовку по ядерным специальностям сотни вьетнамских студентов, 150 инженеров практиковались на Ростовской АЭС. Безусловно, они останутся востребованными специалистами и смогут работать на других энергетических объектах страны, в области ядерной медицины и других сферах применения мирного атома (тот самый первый реактор в Далате все еще работает), однако ощущение упущенной выгоды останется.
Что бы ни говорили, а потеря вьетнамского атомного проекта нанесла урон российско-вьетнамским отношениям. Торгово-экономическая составляющая всегда была их слабым местом и резко контрастировала с пышной политической риторикой и практически обязательными ежегодными встречами глав государств. Только в этом году должно состояться минимум две такие встречи – визит президента Вьетнама Чан Дай Куанга в Москву в июне и поездка Владимира Путина на саммит АТЭС во Вьетнам. Отчасти именно с учетом планов на поставки оборудования и услуг для АЭС стороны год от года заявляют о намерении выйти на объем товарооборота $10 млрд к 2020 году, хотя в 2016 году он составил $3,8 млрд, упав на 1,5% по сравнению с предыдущим годом.
Проект «Росатома» мог бы стать новым флагманом двустороннего сотрудничества – новая, высокотехнологичная отрасль, да еще и прорывная для Вьетнама и всей Юго-Восточной Азии. «Ниньтхуан-1» могла заменить в качестве самого значимого проекта работающее с 1980-х годов СП «Вьетсовпетро», добывающее нефть на вьетнамском шельфе. Теперь сторонам придется искать новые крупные проекты, хотя такого же масштаба и качества добиться будет сложно, не говоря уже о таких возможностях по доступу к технологиям.
Все это не очень хорошие новости для самого «Росатома» и его региональной стратегии. В 2014 году в Сингапуре было зарегистрировано представительство компании, и еще летом 2016 года компания позитивно оценивала перспективы Юго-Восточной Азии как рынка для атомных товаров и услуг. Директор департамента международного бизнеса компании Николай Дроздов тогда говорил, что следующими на очереди за АЭС могут стать Индонезия и Малайзия, хотя уже тогда представитель «Росатома» подчеркнул роль общественного мнения в успехе таких проектов.
Кроме Вьетнама, у России есть соглашения о сотрудничестве в области мирного атома еще с шестью странами региона: Малайзией, Индонезией, Таиландом, Камбоджей, Лаосом и Мьянмой. Однако ни в одной из них речь пока не идет о строительстве АЭС. По всей видимости, сейчас ставка делается именно на Индонезию, где «Росатом» разработал экспериментальный реактор мощностью 10 МВт, но где тоже пока нет ясности в плане общественного восприятия. Правительству предстоит убедить население, что можно безопасно строить АЭС на архипелаге, где землетрясения, тайфуны, лесные пожары и даже теракты отнюдь не редкость.
Иными словами, для российской стратегии экспорта АЭС Вьетнам был важным звеном. Несмотря на имидж «Росатома» как успешного высокотехнологичного игрока глобального уровня и астрономическую стоимость портфеля (более $100 млрд), собственно АЭС строятся сегодня только в трех странах – Индии, Китае и Белоруссии (хотя масштабные подготовительные работы идут также в Бангладеш и Финляндии). В более широком смысле реальное строительство АЭС в Юго-Восточной Азии могло бы стать серьезным вкладом в российскую стратегию присутствия в регионе, которое сегодня, в сущности, сводится к проектам в области нефти и газа и экспорта вооружений. А объемы торгового и инвестиционного сотрудничества не занимают более 2% от общего объема и для России, и для стран АСЕАН.
История с отменой российского проекта АЭС во Вьетнаме не о том, как Россия что-то потеряла или не смогла успешно реализовать внешнеэкономический проект в Азии. Даже наоборот, российское предложение было качественным, технологичным и уместным, но ставка не сыграла из-за неудачного стечения обстоятельств. Заметной эту потерю делает скорее отсутствие других российских проектов аналогичного уровня в Юго-Восточной Азии.
Для российского присутствия в Азии в долгосрочном смысле важно создать критическую массу деловых связей на уровне среднего бизнеса, однако именно у крупных государственных корпораций обычно бывает возможность при политической поддержке проложить дорогу на сложные и неосвоенные азиатские рынки. К сожалению, во Вьетнаме «Росатому» не удалось стать таким первопроходцем.