50 лет назад Советский Союз принял на вооружение межконтинентальную баллистическую ракету Р‑7, навсегда покончив с неуязвимостью Соединённых Штатов.
Частенько на старых железнодорожных подстаканниках красовались отштампованные первый спутник и ракета. Но если спутник (шар с антеннами) соответствовал оригиналу, то ракета ничуть не напоминала ту, что вывела его на орбиту. Вместо носителя Р‑7 земной шар огибает «веретено» с хвостом-стабилизатором, очень похожее на другую реально существовавшую ракету — знаменитую немецкую «Фау‑2». Как ни странно, неизвестный художник ещё в самом начале 1960‑х годов выдал, сам того не подозревая, тайну рождения советского ракетно-ядерного оружия.
ПО ПУТИ ФОН БРАУНА
Впрочем, эта тайна оставалась таковой только для советских граждан. По известным причинам у них ни на минуту не должно было возникать сомнений, что СССР — родина всех слонов на свете, и даже ракетных. А потому в известном фильме «Укрощение огня» есть сюжет, в котором главный герой — конструктор Башкирцев, говоря о достижениях отца «Фау‑2» Вернера фон Брауна, выражается в том смысле, что, мол, мы пойдём другим путём. Другого пути, однако, не было, как не было и никакого Башкирцева. Прототипом персонажа стал Сергей Королёв, в 1938–1944 году по независящим от него причинам находившийся сначала на Колыме в учреждении, никоим образом не связанном с наукой и техникой, а затем — в особорежимных конструкторских организациях под руководством Туполева и Глушко. И в действительности ему пришлось идти именно путём, проторённым фон Брауном. В период пребывания в рядах научно-инженерного «спецконтингента» и некоторое время после Королёв занимался не ракетами, а ракетными ускорителями для самолётов. Кадровый разгром, учинённый перед войной в Реактивном научно-исследовательском институте, парализовал работу над советскими ракетами дальнего действия, хотя в 1930‑е годы СССР достиг немалых успехов, ведущих к их созданию. В итоге к моменту окончания Второй мировой войны у Советского Союза имелись только реактивная установка «Катюша» и её разнообразные клоны (например, «Андрюша», среди фронтовиков более известный как «Лука Мудищев»), а вот баллистических ракет не было и быть не могло. Впрочем, как и ни у какой другой страны, кроме Германии. Кстати, и полевая реактивная артиллерия у вермахта появилась раньше, чем у Красной армии. Для победителей результаты немцев в развитии ракетной техники оказались просто ошеломляющими. Ведь им к 1945 году удалось создать практически весь спектр управляемого ракетного оружия — от баллистических ракет дальнего действия («Фау‑2») и крылатых ракет для поражения наземных целей («Фау‑1») до ракет класса «воздух — воздух», «воздух — земля», зенитных и противотанковых. Специалисты в Германии уже задумывались над возможностью ядерного снаряжения ракет. И хотя большинство образцов так и не удалось довести до серийного производства, их задел в ракетной технике послужил основой для её дальнейшего развития как в СССР, так и в США. И если американцы, получившие в своё распоряжение не только сами «Фау‑2», но и выдающегося инженера и одновременно штурмбаннфюрера СС Вернера фон Брауна (программа «Аполлон» тоже его детище), никогда особо и не скрывали, что воспользовались чужим опытом, то на «родине слонов» говорить об этом было нельзя. Королёву делать первую советскую баллистическую ракету Р‑1 помогали «вражеские» специалисты. И есть основания полагать, что без Р‑1 не появились бы все последующие королёвские системы — во всяком случае, так быстро.
Сергей Королёв, Игорь Курчатов, Мстислав Келдыш и Василий Мишин
Как ни странно, но упоминание о немецком следе в истории русской ракетно-космической техники попало в открытую советскую печать ещё в конце 1950‑х годов — видимо, по недосмотру цензуры. В то время в Государственном издательстве иностранной литературы существовала редакция по военным вопросам, сумевшая довести до читателя несколько любопытных западных монографий. Так вот, в 1958 году в Издатинлите вышла книга научного сотрудника Лос-Анджелесского исследовательского центра по разработке ракетного оружия Эрика Бургесса «Управляемое реактивное оружие», причём без каких-либо купюр. Автор, в частности, писал, что «русские учёные значительно усовершенствовали немецкий реактивный снаряд «Фау‑2». Правда, редакция сочла необходимым прокомментировать данное заявление: «Сообщение отнюдь не соответствует действительности. Как известно, советская межконтинентальная баллистическая ракета, результаты успешного испытания которой были опубликованы в августе 1957 года, имеет характеристики, далеко перекрывающие характеристики «Фау‑2», и является плодом творческой мысли отечественных инженеров и конструкторов».
И верно: эта межконтинентальная баллистическая ракета (а речь идёт об Р‑7, на её базе были созданы носители, с помощью которых запустили и первый спутник, и гагаринский корабль «Восток») по всем параметрам превосходила «Фау‑2». Но без «Фау‑2» (Р‑1 — её советская копия) путь к Р‑7 занял бы не около 10 лет, а куда больше. И изучение, а затем воспроизведение немецкой ракетной техники стало для Сергея Королёва той школой, без которой он вряд ли бы смог реализовать свой действительно великий талант в столь короткое время. И в этом нет ничего зазорного. А за то, что Королёв сумел обогнать Вернера фон Брауна, говорит сам факт советского космического первенства. Правда, в дальнейшем фон Браун, а вместе с ним и Америка взяли реванш, осуществив высадку людей на Луне.
ИЗДЕЛИЕ Н
Королёв в составе делегации советских специалистов появился в Германии летом 1945 года. В группу входил ещё один выдающийся учёный-ракетчик Василий Мишин — будущий первый заместитель Королёва в ОКБ‑1. Их интересовал подземный завод по выпуску ракет «Фау‑2» в районе города Нордхаузена в Тюрингии. И не только завод и сами ракеты, но и немецкие конструкторы. Их обнаружили очень скоро, и в советской оккупационной зоне началось восстановление германской ракетной промышленности и её научно-испытательной базы. В Блейхероде открылось секретное научное учреждение «Раабе», занимавшееся системами управления, в Кляйн-Бодунгене — база по сборке «Фау‑2» из захваченных Красной армией частей и деталей, а в районе Леестена — полигон для испытания ракетных двигателей. Затем заработали ещё несколько производственных объектов, а в 1946 году при «Раабе» был создан институт ракетной техники Нордхаузен, главным инженером которого назначили Королёва. В Нордхаузене и на подчинённых ему предприятиях трудилось несколько тысяч немцев. Собранным здесь «Фау‑2» присвоили секретный индекс «изделие Н».
По первым результатам этой деятельности руководством советской оборонной промышленности 24 июня 1946 года на имя Сталина была подготовлена докладная записка. В ней указывалось, что «имеющиеся образцы ракеты «Фау‑2» и техническая к ней документация после сбора недостающих материалов и чертежей дадут возможность освоить ракеты «Фау‑2» в Советском Союзе… Освоение «Фау‑2» в Германии, а затем в Союзе нашими инженерами и научными работниками поможет овладеть основами современной реактивной техники и вести дальнейшие работы по созданию более мощного реактивного вооружения». Как видим, комплексом неполноценности в части заимствования немецких изобретений советское правительство не страдало. А в августе 1946 года на территории Восточной Германии, в Тюрингии, была развёрнута первая в Красной армии ракетная часть — так называемая бригада особого назначения резерва верховного главнокомандования (РВГК), оснащённая изделиями Н, то есть «Фау‑2». Бригада обеспечивала деятельность института Нордхаузен. И в это же время Королёв стал главным конструктором советской баллистической ракеты дальнего действия.
СЕКРЕТЫ ОЗЕРА СЕЛИГЕР
Одновременно со сборкой трофейных «Фау‑2» в Германии была освоена их сборка в СССР (эти ракеты назвали «изделие Т»). Вскоре появилось решение о переносе всех работ в Советский Союз — подальше от докучливых западных разведок. В принудительном порядке, но без каких-либо эксцессов в октябре 1946 года вывезли около 200 наиболее ценных немецких специалистов из института Нордхаузен. Им позволили взять с собой родных и даже захватить домашний скарб, для чего на каждую семью выделялась машина. Вещи погрузили в товарняк, а людей отправили пульмановскими вагонами. В Западной Германии тем же самым занимались американцы, затеяв операцию «Скрепка». В ходе неё в США были доставлены несколько тысяч немецких профи, оказавшихся в американской зоне оккупации. Вернер фон Браун, ещё до капитуляции Германии перебравшийся на один из альпийских горнолыжных курортов, охотно сдался янки. Те, закрыв глаза на его далеко не безупречное прошлое, обеспечили ему самые благоприятные условия для продолжения любимого дела. Разумеется, под надзором ФБР. Только недавно стали известны сведения о жизни и работе немецких ракетчиков в Советском Союзе. Их направили в секретный городок на острове Городомля, что на озере Селигер. Живописные места, между прочим: знаменитое шишкинское полотно «Утро в сосновом лесу» как раз и запечатлело глухой уголок Городомли.
До войны командование Красной армии облюбовало его для постройки лаборатории по разработке биологического оружия, так что с точки зрения обеспечения режима секретности лучше места было не сыскать. Да ещё и вода кругом. По информации российского военного историка Александра Широкорада, любезно предоставленной автору статьи, число обосновавшихся на Городомле «нордхаузенцев», включая женщин и детей, доходило до полутысячи человек. Официально новый «немецкий институт» считался филиалом № 1 НИИ‑88. В свободное время немцам (естественно, под присмотром) разрешались выезды в Осташков и даже в Москву для посещения театров, музеев и магазинов. Им положили весьма солидные по тем временам месячные оклады — так, главные специалисты филиала получали по 6 тыс. рублей, то есть столько же, сколько сам Королёв. А жилищным условиям (отдельные квартиры) многие советские сотрудники, обитавшие в коммуналках и бараках, могли только завидовать. Затем часть немцев перевели в Капустин Яр, где был развёрнут полигон для «русских Фау». Первую из них запустили 18 октября 1947 года — эта дата объявлена днём рождения «большой» отечественной ракетной техники. До конца 1947 года были испытаны ещё 10 «Фау‑2» как немецкой, так и советской сборки. В своём дневнике Королёв писал: «Свой долг здесь я выполню до конца и убеждён, что мы вернёмся с хорошими, большими достижениями». Таким «хорошим достижением» в освоении «Фау‑2» стало принятие её на вооружение Советской армии под названием Р‑1, что было оформлено в виде совершенно секретного указа Совета министров от 25 ноября 1950 года. Серийное производство Р‑1 наладили в Днепропетровске, и летом 1952 года СССР имел уже четыре бригады особого назначения РВГК, оснащённые этими ракетами. Вслед за Р‑1 появился усовершенствованный вариант «русской Фау» — ракета Р‑2, поступившая на вооружение в 1953 году. Дальность её полёта достигала 600 км — в два раза больше, чем у Р‑1. В 1956 году Р‑2 получили ядерную боеголовку. Это был первый отечественный образец ракетно-ядерного оружия. К тому времени все иностранные специалисты уже вернулись в ГДР. Следует признать, что именно с помощью немцев советские учёные и конструкторы приобрели бесценный опыт, в том числе в области налаживания технологии ракетного производства. Это позволило коллективу Королёва уже отдельно от коллег из Германии в рекордно короткие сроки спроектировать и запустить в серию оснащённые ядерными боевыми частями баллистическую ракету средней дальности Р‑5 и межконтинентальную баллистическую ракету Р‑7. Примечательно, что в былые времена ракетчики Национальной народной армии ГДР, периодически приезжавшие на полигон Капустин Ярна учебные стрельбы оперативно-тактических ракетных комплексов 9 К72 (знаменитый «Скад»), очень любили фотографироваться у установленного там монумента в честь первого запуска «Фау‑2» в СССР.
ДОСТАТЬ АМЕРИКУ
Особенностью ракет Р‑1 и Р‑2, как и их «матушки» — немецкой «Фау‑2», было то, что двигатели работали на этиловом спирте и кислороде. Таким же кислородным «алкоголиком» стала созданная королёвским ОКБ‑1 ракета дальнего действия Р‑5, развёртывание которой в серийном варианте Р‑5М началось в 1956 году. Дальность пуска Р‑5М достигала 1,2 тыс. км, и, помимо ядерной боевой части 9К62 мощностью 40–80 или 300 кт, она могла нести ещё и первую в СССР термоядерную ракетную боевую часть мощностью в 1 Мт. В феврале 1956 года Р‑5М была испытана пуском из Капустина Яра на полную дальность с реальным нанесением ядерного удара по безлюдному району Приаральских Каракумов. Конечно, адреналину конструкторам-ракетчикам и разработчикам боезаряда эти испытания явно прибавили: шутка ли — полёт изделия с такой начинкой над своей территорией. Однако мутаций тамошних уцелевших варанов в Годзиллу отмечено не было. Мощность взрыва задали небольшую — всего 0,3 кт. В 1956 году на боевом дежурстве находились 24 пусковые установки с ракетами Р‑5М, а в следующем году это количество увеличилось вдвое. Части с Р‑5М появились в разных районах СССР, в том числе в Крыму и на границе с Китаем. Некоторое время Р‑5М дислоцировались и на территории Восточной Германии. Однако дальность стрельбы Р‑5М военных не устраивала. Будучи способной поражать цели лишь в районах Евразии, примыкающих к СССР, эта ракета никак не могла «дотянуться» до США — не считая, конечно, не представляющих ценности объектов на Аляске. Кстати, именно поэтому Р‑5М на Чукотке решили не размещать.
Для устрашения американского империализма требовалось что-то гораздо более внушительное. В этом плане военные не питали иллюзий насчёт только-только поступивших на вооружение тяжёлых стратегических бомбардировщиков Ту‑95А и Ту‑95МА — носителей ядерных бомб РДС‑3, РДС‑4 и термоядерных РДС‑6С и РДС‑37. Хотя дальность полёта и позволяла им преодолевать межконтинентальные расстояния, вероятность прорыва бомбовозов к целям на Североамериканском континенте была крайне невысока.
Проблему не сняло и создание самолёта Ту‑95К, оснащённого разработанной в ОКБ Микояна крылатой ракетой Х‑20 в термоядерном снаряжении, способной поражать цели на дистанции порядка 600 км от рубежа пуска. Несмотря на сверхзвуковую скорость, Х‑20 могла быть перехвачена американскими зенитными ракетами дальнего действия BOMARC и особенно Super BOMARC, которые к тому же сами несли ядерные боеголовки. Причём эти системы базировались не только в США, но и в Канаде. Решением вопроса, как «достать» Америку, оказалась спроектированная в ОКБ‑1 межконтинентальная баллистическая ракета и ракета-носитель космических аппаратов Р‑7. В качестве топлива в ней использовались керосин и кислород. Образец 8К71 был успешно испытан в августе 1957 года, причём его мирный вариант «Спутник» (8К72) открыл космическую эру в истории человечества, уже 4 октября того же года выведя на орбиту искусственный спутник Земли. Р‑7 принято считать первой в мире межконтинентальной баллистической ракетой, поскольку её конкурент, американский «Атлас» — детище фон Брауна, достиг расчётной дальности лишь через год после успешного за- пуска советской машины. Параллельно с совершенствованием Р‑7, испытания которой проходили с 1957 по 1959 год и имели своей целью помимо чисто военных задач отработку ракеты-носителя пилотируемого космического корабля, создавался термоядерный боезаряд для неё. К этому привлекли КБ‑11 (ныне ВНИИЭФ, Саров) и НИИ‑1011 (ныне ВНИИТФ им. Забабахина, Снежинск). Для Р‑7 был принят заряд от КБ‑11, состоявший из термоядерного узла, предоставленного НИИ‑1011, и первичного ядерного заряда на основе атомной бомбы РДС‑4. Испытание термоядерного заряда для Р‑7, заключённого в оболочку авиабомбы, осуществили через день после запуска первого спутника — бомбардировщик Ту‑16 сбросил бомбу на Новоземельском полигоне. Мощность взрыва зафиксировали на уровне почти 3 Мт. А в июле 1959 года в ядерном снаряжении испытали саму Р‑7. На вооружение её приняли 20 января 1960 года, развернув пусковые комплексы на стартовой позиции «Ангара» — сейчас она известна как космодром Плесецк. А 12 сентября того же года в распоряжение военных поступил усовершенствованный вариант — Р‑7А (8К74) с увеличенной дальностью стрельбы — 9,5 тыс. км вместо прежних 8,5 тыс. Ракеты содержали тяжёлый термоядерный моноблок мощностью 5 Мт, а Р‑7А — ещё и лёгкий, мощностью 3 Мт, что позволило увеличить дальность пуска до 12–14 тыс. км. Всего на объекте «Ангара» и на космодроме Байконур было сооружено пять весьма громоздких наземных стартовых комплексов с шестью пусковыми установками для Р‑7 и Р‑7А. На боевое дежурство было переведено четыре ракеты — в шесть раз меньше количества развёрнутых США их первых межконтинентальных баллистических ракет «Атлас-D». Нужно сказать, что наша ракета сильно уступала американской в боеготовности — после прибытия на стартовую позицию подготовка к пуску Р‑7А занимала девять часов, в то время как «Атласу-D» требовалось 15 минут. В заправленном состоянии ракету можно было держать на позиции не более месяца. Наверное, дело в том, что Королёв создавал своё детище всё-таки для освоения космического пространства, а не как средство транспортировки ядерного оружия. Тем не менее, «семёрки» взяли на прицел Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес. Это был поворотный и очень неприятный для США момент: впервые их территория, крупнейшие города оказались практически беззащитными перед возможным ударом. Конечно, до начала развёртывания Советским Союзом более совершенных стратегических ракетно-ядерных систем (а оно началось очень скоро) факт наличия на вооружении «семёрок» имел больше политико-психологическое, нежели чисто военное значение. Однако с «трансокеанской» неуязвимостью Штатов было покончено раз и навсегда. Ракета Р‑7, безусловно, стала вершиной научной деятельности Сергея Королёва. Его следующая межконтинентальная баллистическая ракета Р‑9А, она же последняя переданная на вооружение при жизни конструктора, при всех своих достоинствах всё же не могла считаться этапной. Р‑9А армией использовались недолго. «Семёрка» же здравствует до сих пор, но исключительно в мирном качестве первоклассной космической ракеты-носителя. Ведь она родоначальница славного семейства «Спутник»- «Восток»-«Союз», в очередных своих ипостасях эксплуатируемого и сегодня. А остров Городомля и по сей день закрыт для посторонних — на нём размещается предприятие «Звезда» оборонно-космического профиля, работники которого с семьями живут здесь же, в посёлке Солнечный. Остров, где когда-то ковалась будущая ракетная мощь России, по-прежнему остаётся «таинственным». Что ж, не всеми секретами ещё можно делиться с отечественной и мировой общественностью.
Константин ЧУПРИН, «Страна РОСАТОМ»