Несмотря на то, что за трагедией на АЭС «Фукусима-1» рынок атомной энергетики пережил некоторый спад, число заказов «Росатому» выросло почти вдвое, сказал в эксклюзивном интервью RT глава госкорпорации Сергей Кириенко. По его словам, сейчас Россия может дать мировой энергетике новые стандарты качества и безопасности
Вопрос: Прошло чуть больше года после катастрофы на атомной электростанции «Фукусима», и мы видим, как ряд стран отказываются от ядерной энергии. Например, Германия уже закрыла восемь реакторов. В 2020 году вообще закрывается полностью. Вы ощущаете какой-то фундаментальный сдвиг в мировой ядерной индустрии?
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО, генеральный директор госкорпорации «Росатом»: Знаете, год назад были очень пессимистические ожидания, что вполовину уменьшится объем заказов и масштаб развития атомной энергетики. Но прошел всего год, реальные изменения в общем рынке объема атомной энергетики – минус 10 процентов. То есть не в разы, а всего на 10 процентов.
Этот минус возник из-за динамики в Европе, в частности, в Германии, а также приостановки атомной энергетики в Японии. Развивающиеся страны не только не уменьшили свои программы, но после «Фукусимы» целый ряд стран принял новые решения о создании. Большей частью это страны развивающиеся. Но впервые за долгие годы выданы лицензии на сооружение новых атомных блоков в Соединенных Штатах Америки, лет двадцать они ничего не давали. Великобритания – очень консервативная такая страна, внимательно относящаяся к вопросам безопасности. Тем не менее после фукусимской катастрофы приняли программу строительства до двадцати новых атомных объектов.
Так что глобальное снижение на 10 процентов — это не так страшно. Не будем забывать, что в целом ряде стран атомные станции старые и их надо будет в ближайшие 10-15 лет выводить из эксплуатации. Для сохранения доли атомной энергетики в энергетическом балансе им потребуется до 2030 года построить примерно 320-350 реакторов, считают эксперты. План очень амбициозный.
На деле, мы ожидали, что рынок в прошлом году упадет на 50 процентов, полагая, что для нас, занимающих ведущую позицию на рынке, падение составит 30 процентов. В реальности мы за прошлый год увеличили вдвое количество заказов!
То есть, снижение на 10 процентов, в принципе, льет воду на нашу мельницу?
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: Ну, так нельзя сказать, падение – всегда плохо: ужесточается конкуренция. Здесь скорее не снижение на 10 процентов льёт воду на нашу мельницу, а ужесточение требований. Во-первых, люди серьезно разобрались, что произошло на «Фукусиме», и выяснилось, что никакой непреодолимой технической проблемы в АЭС не существует.
В апреле правительство Японии разрешило мне посетить станцию «Фукусима». Больше всего меня интересовали даже не четыре аварийных блока, а два неповрежденных. Мало говорят в прессе, что на «Фукусиме-1» не четыре блока, а шесть. Просто с двумя ничего не произошло. Главное их отличие в том, что на первых четырех блоках система автоматики аварийных дизелей находится в подвале, их просто затопило водой, а на пятом и шестом блоках система автоматики находится над блоком, и всё. Главный вывод: технически это реализуемо.
Но фукусимская трагедия показала нам, что крайне важен опыт, а также возможность физически испытать и протестировать новые технические решения. Почему, по-вашему, вырос спрос, даже несмотря на резкое падение рынка в целом? Потому что пропало доверие к бумажным проектам. Обещаниям качества уже не верят – вначале хотят удостовериться, что всё работает.
И вот это льет воду на мельницу российской индустрии. Потому что мы можем предложить для новых атомных электростанций так называемые постфукусимские решения – то есть новый тип электростанций, которые мы строим в России и предлагаем нашим партнерам за рубежом. С ними бы ничего не произошло, даже если б они в марте 2011 года оказались в точке «Фукусимы» и на них пришлось бы максимально возможное землетрясение и максимальное цунами. Даже если бы персонал отсутствовал на станции, сама техника обеспечила бы полную безопасность и защиту.
То есть вам кажется, что техническим прогрессом можно доказать, что ядерная энергия полностью экологически чиста? Что делать тогда с «зелеными», которые вот так сильно и упорно выступают против ядерной энергии?
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: С точки зрения экологии, атомная энергия абсолютно чистая – куда чище, чем все остальные типы производства энергии, такие как тепловой. На деле, атомную энергию было бы куда вернее относить к «альтернативным источникам», вместе с энергией ветра, солнца, гидроэнергетикой. Выброс парниковых газов отсутствует совсем. При нормальной работе атомной станции какое-либо влияние на окружающую среду отсутствует полностью. Я, кстати, считаю, что мы сами виноваты в этих разговорах об опасности станций: не давали доступа к открытой информации. Ну а коли нет доступа к достоверной информации, возникает куча слухов.
Но даже японцы в первые дни трагедии не давали соответствующей информации по «Фукусиме».
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: Я считаю, что это их грубейшая ошибка – то, что они пытались фильтровать информацию, предоставляемую миру. Они сейчас за это расплачиваются своим общественным мнением. Что мы сделали по этому вопросу в России – разработали так называемую автоматизированную систему контроля радиационной обстановки: датчики, которые установлены вокруг атомного объекта, фиксируют все экологические параметры и передают их в нашу компанию, в МЧС, в МАГАТЭ.
Такие системы установлены на каждом атомном объекте в России, а два года назад мы вывели эти датчики в Интернет в режиме реального времени. То есть любой наш зритель может зайти прямо сейчас в Интернет и посмотреть любой экологический показатель на любой нашей АЭС – на данный момент и за любую дату в прошлом. И это всех успокоило. Как-то подтасовать показания системы невозможно: все датчики опечатаны и выдают информацию в Интернет автоматически. Все мифы и страшные истории исчезли.
Мы уже разрабатываем технологии нового поколения, и наша цель – естественная безопасность. То есть безопасность, которая не требует дополнительных систем защиты. Вот на атомной станции сегодня задача переходить к системам безопасности, которые работают, даже если никто не нажал кнопку: даже если персонал не предпринял каких-то действий, сама система должна быть устроена так, что с ней ничего не может произойти. Это следующее поколение атомных станций, сооружением которых мы занимаемся сейчас.
Но при таких возможностях, которые вы описываете, как вы объясняете решение Германии закрыть свои ядерные электростанции? Там было больше политики?
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: Конечно, политика. Я с уважением отношусь к решению правительства Германии, поскольку считаю, что такой выбор – это выбор каждой страны. Но с другой стороны, вчера у нас на круглом столе был министр энергетики Турции, господин Йылдыз. Он задал очень хороший вопрос. Он сказал: «Коллеги, вы считаете, что АЭС небезопасны? Тогда вы должны закрыть их сейчас. Если вы говорите, что они небезопасны, но закроете вы их после 2020 года, что это означает? Если они небезопасны, как вы их собираетесь эксплуатировать еще 10 лет? А если они достаточно безопасны, чтобы проработать до 2020 года, зачем их тогда закрывать?» Конечно, это политика.
Вы говорите, что из европейских стран только Германия отказывается от атомной энергетики, но в оппозиции к атомной энергетике и другие страны, в том числе Италия, Норвегия, Греция.
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: Решение в Норвегии о том, что они делают уклон в сторону возобновляемых источников, принято до «Фукусимы». В Италии атомная энергетика была закрыта в восьмидесятые, и никаких новых решений по этому поводу не было. Поэтому реалистично надо говорить так: отказалась от атомной энергетики Германия – серьезнейшее решение. Это страна, в который на долю атомной энергетики приходилось 32 процента всего электричества, они действительно приняли решение об отказе, это факт. Япония также остановила большую часть своих реакторов. Хотя, обратите внимание, они на прошлой неделе приняли решение начать их включать. Первые два реактора сейчас включаются.
На этом фоне примерно 31 страна приняла решение либо продолжать развитие атомной энергетики, либо даже приняло решение строить – те, кто даже не строил раньше. Сейчас происходит очень сильная дифференциация. Будут страны, которые активно развивают программу атомной энергетики. Турция одна собирается построить порядка 30 новых энергоблоков, Китай – 74 энергоблока. Только что Южная Африка приняла решение о сооружении порядка 10 блоков, в Англии до 10 блоков. Каждая страна будет принимать свое решение.
Объясняется это несколькими вещами. Прежде всего, наличием опыта. Нужно больше знаний в атомной энергетике, нужны технологии. Ведь, немцы не могут сейчас строить свою станцию. Если б они приняли решение это делать, это вынуждены были бы делать или мы, или французы, или американцы. Немецкие компании не занималась этим уже лет двадцать пять и потеряли компетенции. То есть первое – это компетенции.
Второе: может страна позволить себе разрабатывать возобновляемые источники энергии или сланцевый газ? Германия — богатая страна. Они уже просчитали предполагаемую стоимость отказа от атомной энергии и, вероятно, могут это себе позволить. Но мы также знаем, что руководство многих стран говорит: «Мы не так богаты, чтобы дотировать альтернативную энергетику. У нас сегодня доступ к дешевым источникам энергии — это главный ограничитель нашего роста. Нам нужно платить зарплаты, создавать рабочие места, и мы не можем себе позволить десятилетиями вкладывать в ветряную или солнечную энергетику».
В Великобритании и США атомными мощностями владеет частный капитал. В России это пока не так, но в предвыборной статье Владимир Путин говорил, что имеются планы приватизации «Росатома»…
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: «Росатома»? Нет. Давайте всё-таки не забывать, что «Росатом», в первую очередь, это ядерно-оружейный комплекс нашей страны. Поэтому я считаю – и знаю по этому поводу позицию руководства страны, – «Росатом», конечно, никогда не будет выведен на частный рынок, именно потому что ядерный щит нашей страны обеспечивается предприятием «Росатом». Это не продается.
А что он имел в виду?
СЕРГЕЙ КИРИЕНКО: Мы в отдельных проектах, связанных с гражданской частью атомной отрасли, уже открыты для прихода частного капитала, в том числе и иностранцев. У нас сегодня уже в добыче урана полно частных инвесторов. Более того, вы сказали про Соединенные Штаты Америки. Мы сегодня крупнейший владелец урановых запасов на территории США: 20 процентов запасов в Соединенных Штатах принадлежит «Росатому». Мы ведем добычу сегодня в том числе в штате Вайоминг, например. Еще три-четыре года назад было трудно себе представить, но сегодня это реальность.
Сегодня мы владеем контрольным пакетом компании Uranium One – сегодня в мире это частная компания номер один по запасам и добыче урана, 49 процентов ее акций принадлежат тысячам частных инвесторов по всему миру.
Открыты мы и в вопросе строительства новых атомных объектов. Схожая ситуация и с машиностроением. Нам уже принадлежат не 100 процентов машиностроительных компаний, и мы намерены сократить свои пакеты до 51 процента.
А в долгосрочной перспективе – когда будет полная конкуренция – думаю, мы можем вообще машиностроительные активы продать. Нам не обязательно нужно быть владельцами этих активов. Но то, что связано со знаниями и технологиями, здесь контрольный пакет должен остаться у государства. Ну а то, что касается оружейной части атомной отрасли – это не просто контрольный пакет, 100 процентов навсегда останутся в собственности государства, и по-другому просто не может быть.