В 1950 году на берегу Енисея решили построить комбинат по производству оружейного плутония. Всё бы ничего, однако новейший реактор нужно было спрятать в гранитных породах четырнадцатой категории прочности на глубине 200 м. На случай если кто-то сильно захочет его сломать, например, сбросив бомбу. Ядерную.
Надо понимать: это не нора и не лаз в человеческий рост. Это не метро в рыхлых породах под Москвой, или, скажем, Нью-Йорком. Это целый город в гранитной тверди, где размещено несколько предприятий. Внутри горы рабочие передвигаются на велосипедах. Мы ездили по железнодорожным путям на джипе. Водитель наловчился попадать колесами ровно на рельсы, и езда была странно мягкой, почти скользящей.
В Железногорске говорят, что их гора - восьмое чудо света. Наверное, правда. Несколько чудес я уже видел, и они не подействовали на меня так сильно. Только это чудо света мало кому показывают. Официально оно называется Горно-химический комбинат - ГХК.
***
За три часа до этого я вошёл в кабинет начальника. Тот встретил нас, не как часто бывает, спешно собирая бумаги на столе или сворачивая папки в компьютере, а на пороге. Вообще я не люблю отнимать время у начальников на разговоры с собой. Но с другой стороны, если у них иногда не отнимать время, кто тогда расскажет, чем они занимаются?
Пиджак застегнут, очки в тонкой оправе, спокойное лицо, спокойное рукопожатие, встретил без улыбки.
Меня предупреждали: руководство не очень разговорчивое и вообще достаточно закрытое. Вплоть до того, что на какой-нибудь не совсем корректный или личный вопрос может просто не ответить, молча разглядывая собеседника.
- У меня два вопроса, - сказал хозяин кабинета, когда мы уселись, - Являетесь ли вы гражданином РФ и не могли бы вы сами изложить цель своего приезда?
***
Пока ехали по Железногорску, я любовался видами. Закрытый город купался в прямом солнечном свете: снег сиял, воздух серебрился, деревья стояли недвижимо, как на посту, «сталинки» выглядели безупречно, будто построенные вчера. Идеальные пейзажи, неспешное движение транспорта, редкие пешеходы, идущие явно по делам. От всего веяло порядком и спокойствием. Собственно, впечатления от последующей встречи стали логичным продолжением тех, что дал город.
Итак, я гражданин РФ, и цель моего приезда - портрет нынешнего начальника гранитной горы и смежных производств.
***
Начальника зовут Пётр Михайлович Гаврилов. Пожалуй, я не стану дословно цитировать в меру тактичный ответ на высказанные мной намерения. Смысл таился не в самих словах, а в незаметном уходе от предложенного формата общения. Мне дали понять, что никакого психологического портрета рисовать мы не будем, тут не художественная мастерская. Его портрет – это его работа на ГХК.
Дальше в вопросах не было никакой нужды - были ответы. Естественно, Гаврилов говорил далеко не обо всём, порой умалчивая и о том, о чём стоило бы сказать. Ниже будет несколько примеров по существу.
***
Директором ГКХ Гаврилов стал в 2006 году. Срок мизерный по нынешним временам, когда меряют не пятилетками, а эпохами (эпоха накопления первичного капитала, эпоха легализации первичного капитала и т.д.) – такое ощущение, что мы никуда не торопимся и можем подождать лет сто, пока российский капитализм обретёт человеческий вид. На Западе же этот процесс шёл лет триста, вот и многим нашим дельцам подавай карт-бланш на несколько жизней вперёд, а пока не даже не стоит беспокоить их глупыми претензиями.
У Гаврилова, судя по всему, карт-бланша не было - только пятилетка.
Меня, человека, мягко говоря, далеко не либеральных взглядов, давно мучает вопрос: в чём конкретно выражаются достижения российского капитализма, помимо - тут жалоб нет - продовольственной линейки, которая нынче в провинциальном сельмаге даст фору любому центральному советскому универсаму. 40 сортов сыра – красиво, но вот что с заводами? Открыли хоть один? Или только ликвидировали нерентабельные?
В Железногорске на этот вопрос есть свой ответ. 4 сентября 2008 года здесь начат выпуск полупроводникового кремния - первое предприятие в стране за чёрт уже знает какое время, в основе работы которого лежат высокие технологии. И, кстати, на тот момент единственный в стране производитель поликристаллического кремния.
***
Гаврилов рисует несколько графиков на стенде: формулы не вмещаются и змеиным хвостом сползают по краю стенда. Говорит более чем понятно о том, что, казалось бы, понять крайне сложно. Пару раз его прерывают звонки. Сначала шутит с каким-то генералом (я, наконец, увидел, что Гаврилов умеет улыбаться), во второй раз с явным сожалением переносит деловую встречу («да не могу в этот день, журналюги приедут – бодяга, которую «зелёные» устроили»). Рассказывает, как у иностранцев обстоят дела с ОЯТ.
Проблемы общие: приходится растворять уран в азотной кислоте, добавлять чистую воду и сливать в Ла-Манш йод-129 и тритий – вещи не смертельные, но неприятные, тем более, когда, например, норвежцы обнаруживают всё это в пойманной рыбе. Французы в таком случае говорят, что это англичане слили, а англичане, что французы. Они друг друга давно не любят. Впрочем, норвежцам всё равно достаётся проблемная рыбка.
Приехали французы оценивать уровень технологий и по презентации рассудили, что это четвёртое поколение, в то время как у самих II+. Ну, четвёртое не четвёртое, а наши свои беспрецедентные разработки скромно назвали III+. Притом, что ничего никуда сливать не надо: жидких отходов не будет.
***
В кабинете Гаврилова две, скажем так, иллюстрации. Первая – всегда видная с рабочего кресла – фотография, сделанная после взрыва, который произошел на РХЗ Сибирского химического комбината в апреле 1993 года: разрушенный аппарат АД-6102/2.
Я спросил зачем.
- Вот так жизнь устроена, - спокойно и негромко ответил Гаврилов и, мельком посмотрев на фотографию, добавил:
- «Фукусима» это подтвердила.
Мы первые обожглись - на Чернобыле. С тех пор появилась сверхмощная система защиты. Были бы российские реакторы в Японии – волна прошла бы и стекла. Наши предупреждали о возможных проблемах. Никто не послушал. У них же самые лучшие в мире автомобиле – зачем им кого-то слушать.
За спиной директора портрет Сахарова, молодого, симпатичного, вдохновенного. Это вообще не тот Сахаров, который запечатлён в массовом сознании. Ниже цитата: «Ядерное оружие сыграло свою роль в удержании современного мира в равновесии, предотвратило возникновение третьей мировой войны…»
- А Сахаров почему?
- Отец водородной бомбы.
***
Надо сказать, поздний Сахаров почти затмил великого учёного, и, между прочим, трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Сталинской премии. Мы подзабыли, что Сахаров сделал для того, советского государства столько, сколько не сделала целая дивизия нынешних патентованных компатриотов.
И что бы он потом не говорил, этот диссидент, водородную бомбу Нобелевской премией мира не прикроешь, как фиговым листком, и никаким правозащитными выступлениями не отменить труды по магнитной гидродинамике, физике плазмы, управляемому термоядерному синтезу, элементарным частицам, астрофизике и гравитации... Кроме всего прочего, Сахаров – безусловная икона российского милитаризма. В силу этого меня по-хорошему забавляет наличие улицы Академика Сахарова в Риге, во Львове и в Хайфе, площади Сахарова в Вильнюсе и в Вашингтоне. Мы ж знаем, что имели в виду во всех этих государствах – они благодарили диссидента за то, что он помог разрушить «Верхнюю Вольту с ракетами».
Так что низкий поклон и горячий привет заграничным товарищам - за высокую оценку нашей оборонки. И раз начало традиции положено, есть смысл назвать в США, Украине, Израиле и Прибалтике проспекты и площади в честь Лаврентия Берии, деятельности которого мы обязаны появлению у СССР атомного оружия.
О Берии Гаврилов тоже вспоминает, совершенно бесстрастно процитировав Курчатова: «Не было бы Берии – не было бы бомбы».
***
Очередной ответ на не заданные толком вопросы я увижу своими глазами. На ГКХ сдано хранилище отработанного ядерного топлива РБМК-1000 - сухое, или, по-научному, воздухоохлаждаемое. Вместимость - 8,129 тыс.т. Первый пусковой комплекс введён в действие 19 декабря 2011 года.
Эта штука, по сути, спасла российскую атомную промышленность, разгрузив пристанционные хранилища АЭС, которые давно были близки к предельному уровню заполнения. Первой на очереди стояла Ленинградская, потом - Курская и Смоленская.
Я видел это здание: оно выдерживает падение самолёта и восьмибалльное землетрясение. Трехнедельной давности дошедшее сюда тувинское землетрясение, в Железногорске оценённое на четыре с хвостиком балла, не спугнуло бы и комара на стене хранилища. Монолит, стыковочных частей нет - шататься нечему.
Внутри всё выглядит обескураживающе мощно. Чистота, как в операционной. Сверхнадёжность комплекса можно буквально осязать.
Пока я любовался этой рукотворной красотой, во мне ожила подзабытая детская вера, что русские при желании летали в космос и рулили половиной планеты.
***
Хранилище посещал посол США. Американцы подобных хранилищ построить ещё не сумели. Хотя очень хотят.
«Мы их опередили», - говорит Гаврилов. Гордости в голосе не слышится - констатирует факт.
Сразу же затевается шутливый разговор: может, надеть на меня специальный костюм, скафандр, свинцовые трусы и прочие саркастические причиндалы?
«Не будем, - решает Гаврилов, - Я же специально спросил: гражданин РФ или нет». Мол, над своими не шутим. Из чего я удовлетворённо заключил, что в свинцовых трусах тут ходят только послы из Штатов. Так им и надо, наверное.
***
Но это сейчас сюда стремятся послы с запада и с востока. Мы слишком далеко убежали от начала пятилетки.
Гаврилов не местный. Родился в Северске 31 марта 1960 года («Я овен, то есть мужик упёртый», - такая самопрезентация), окончил Томский политех. Учился на энергетика, после работал инженером на СХК, затем старшим инженером по управлению реактором, защитился (кандидат физико-математических наук), дорос до главного инженера реакторного завода по научной части, в 2001 году стал доктором технических наук, потом главным инженером СХК. В 2006-м ему настойчиво предложили принять участие в конкурсе на должность директора ГХК. Трижды отказывался. Видимо, понимал, с чем придётся столкнуться: комбинат погибал.
Ехал с намерением сохранить не только предприятие, но и команду. Сначала обнаружил 19 замов. Потом, что далеко не все замы ему рады, что команда, которую собирался сохранить, имеет свои представления о том, как будет работать новый начальник, и мнение самого начальника они в расчёт не очень-то берут.
По сути, Гаврилов оказался один. Какое-то время ночевал в своём кабинете.
На то имелось несколько оснований. Живой пример: часть железной дороги к «волшебной горе» была чудесным образом приватизирована. И если бы новый хозяин захотел бы пускать рабочих на ГХК за отдельную плату или не пускать вообще, вполне мог бы эту устроить. Опекал хозяина влиятельный местный депутат. Гаврилов позвонил ему с миром, попросил по-человечески не разевать пасть на народное добро. Гаврилову ответили: сам не разевай.
***
Вы понимаете, что это такое? Пришёл в чужой город чужой человек. И, как гласит грубая народная поговорка, не просто кто-то с горы, напротив, к гранитной горе. В итоге ситуация была очевидной: или мы, или нас.
- За такие вещи, с которых вы тут начали, как минимум все 90-е годы убивали вообще без вопросов.
- Я помню, что происходило в 90-е, и догадываюсь, что убить могли бы и сегодня, - говорит Гаврилов.
Железногорск, конечно, никакой не Советский Союз, ни земной, ни небесный. Тут тоже живут люди, и случается всякое. Недавно одного из главных медицинских работников города своровали, вывезли на машине и застрелили. Убийц пока не нашли. Это не просто Россия - это Сибирь. Это не просто Сибирь - это Красноярск. Тут суровая география.
Гаврилов немедленно уволил половину своих замов. На депутата и его контору подал в суд. Выиграл. С огромным трудом.
***
Чуть более чем за два года зарплата на комбинате увеличилась вдвое, причём росла даже в разгар финансового кризиса, например, в феврале 2009 года плюс 10%. Никто не жирует, конечно, - коммунизм не построили и не предвидится. Но факт есть факт.
К слову, представления не имею, насколько обеспечен сам Гаврилов (думаю, обеспечен), но машина у него корейская. Хорошая, но корейская. Дублёнка – скромная. У меня лучше. Ещё шапка такая… мальчишеская.
Да, человек без излишних сантиментов, или, по общему ощущению, совсем без них. Но, согласитесь, странно было бы наблюдать сентиментального человека, имеющего прямое отношение к ядерному щиту России и смежным вопросам.
Хотя…В соседней с ГХК деревне была церквушка. Народ традиционно, по-русски, спивался, и церковь начала заваливаться набок. Красноярская епархия попросила помочь. Помогли. Проще говоря, выстроили обваливающуюся церковь едва ли не заново. Заодно ещё взяли половину здешних мужиков разнорабочими на комбинат. Деревня очнулась – наметился даже бум рождаемости. Я был там и подтверждаю: окна покрашены, заборчики у домов крепкие – тут живут хозяева, а не алкашня.
Когда уже ехали обратно, а я совсем уже расчувствовался. Гаврилов вдруг сказал:
«Только не подумайте, что я идеалист. Я практик. Деревня рядом с комбинатом. Мне нужно, чтоб в тылу было всё нормально».
Ну, практик, так практик. Наши практики обычно сливают тылы. Может, Гаврилову про это ничего не сказали.
Из прагматизма при новом начальнике ещё и котельную реконструировали, которая теперь отапливает город: ушел реактор, а тепло осталось.
***
Под Енисеем, построенный на исходе советской власти, тянется подземный туннель. Посередине туннеля мы останавливаемся. Поднимается крышка багажника сопровождающей машины. Там уже всё накрыто. Выпиваем трижды по рюмке. Начальник за комбинат. А я за Берию. Мне можно, я не либерал. Я за прагматизм.
Потом, когда расстаёмся, сопровождавший нас ассистент - работник ГХК со вгиковским, да-да, образованием, - вдруг и говорит: на восстановление церкви Гаврилов дал своих денег, когда кончились выделенные предприятием. Несколько миллионов. И никому об этом не сказал. И меня попросили не распространяться. Я пообещал. Обманул, то есть. Всё остальное - правда.
***
Собственно, почему я начал с пирамид и фараонов. Как зайдёшь в управление, стоит украшенный знаменем стенд, где отмечены вехи: начали покорять гору… запустили реактор… возвели очередной завод…хранилище…Вопрос лишь в том, могут ли эти, нынешние русские - то есть, мы, возвести подобное тому, что возводилось тут в прошлом веке.
Я осмотрелся в Железногорске и ответил себе: эти - могут.
Захар Прилепин