Многовалентный Флеров
К 100-летию со дня рождения академика, искавшего сверхтяжелые элементы.
«В науке очень важно идти своим путем». Эта фраза академика Георгия Николаевича Флерова очень точно, на мой взгляд, характеризует Флерова-ученого и его личность. Из многих фраз Георгия Николаевича, сказанных и записанных мною по разным поводам, в память врезалась именно эта...
Один день Георгия Николаевича (ГН)
Материалы к 70-летию со дня рождения академика Георгия Николаевича Флерова мы в нашей институтской газете планировали заранее, и редактор Светлана Кабанова предложила: «Молчанов, а почему бы тебе не сделать об академике авторский материал? Опиши только один его рабочий день и покажи, как много он в себя вмещает».
ГН был именно той фигурой, которая притягивала к себе журналистов, и в отличие от некоторых иных фигур подобного масштаба (достаточно закрытых) такое сотрудничество поощрял. ГН наш замысел описать его рабочий день воспринял нормально, можно даже сказать, с молчаливым одобрением, и в один из февральских дней 1983 года я стал его тенью. И даже удостоился приглашения на обед – когда еще можно поговорить со вкусом?
Сидели мы за обычным флеровским столиком у большого окна с видом на набережную Волги и парк, укутанный февральскими сугробами. Я, находясь при исполнении журналистского долга, записывал застольные фразы в маленький блокнотик. Третьим за столом был директор завода с полуострова Челекен, на базе которого работала полевая флеровская лаборатория, нацеленная на поиск сверхтяжелых элементов в подземных водах, пробивавшихся через толщи древних пород на поверхность...
«Ну что, как наш академик? – спросила меня Кабанова на следующее утро. – Когда завершился ваш рабочий день?» – «Около девяти вечера, – сказал я. – Больше оставаться было неудобно. Да и надоел я ему, наверное». – «Чтобы и дальше не надоел, садись и пиши!».
И я стал записывать. И... написал то, что мы вместе окрестили «дневником табельщицы» – это был протокольно точный хронометраж рабочего дня с вкраплениями диалогов и перечнем встреч, совещаний и пр. Кстати, перечитав этот «дневник», извлеченный из архива тех лет, я все-таки нашел там некоторые фрагменты, не вошедшие в газетный очерк, но довольно интересные сегодня, четверть века спустя...
Например, короткий телефонный разговор с академиком Александром Михайловичем Балдиным. Кажется, обсуждались ускорительные темы, может быть, связанные с ионными источниками, а потом, как следовало из реплик ГН, беседа свернула в сторону общеинститутской научно-технической политики для выработки, так сказать, общих точек зрения.
В нашем жанровом определении первого варианта текста как дневника табельщицы были некие реалии той эпохи, предвосхищающие короткий период андроповского затягивания гаек: ГН решил упорядочить течение жизни Лаборатории ядерных реакций (ЛЯР) и повелел завести в вестибюле компостер и табельные карточки, которые сотрудники должны были пробивать, чтобы учитывать их полезное рабочее время. Как это часто бывало, он начал с себя и лихо пробивал любую бумажку, если ему не попадалась на глаза карточка учета времени. Это, так сказать, лабораторный фольклор, который отнюдь не умалял значение и роль директора в глазах сотрудников. Наоборот, «утеплял» его образ.
Нечто похожее придумали для него еще раньше начальники смен ускорителя на пульте управления. Зная его страсть руководить личным примером и опасаясь за параметры циклотрона, они несколько реконструировали управляющую систему. Была на пульте у ГН любимая ручка, которую он часто крутил и в азарте сбивал параметры, заботливо поддерживаемые операторами. В конце концов те отсоединили от ручки все проводки. И теперь «ручка ГН» ни на что не влияла. А он все так же приходил в пультовую, следил за показаниями приборов и начинал крутить «свою ручку». Потом победно оглядывал дежурных: «Ну вот, теперь хорошо»...
2 марта, в день юбилея академика, вышел мой эксклюзив в нашей газете и его сокращенный вариант – в «Комсомольской правде».
...К концу того самого дня, в который мне выпала роль стать тенью ученого, я был выжат как лимон, а 70-летний Георгий Николаевич – свеженький как огурчик. Когда я собрался уходить, он достал из директорского портфеля оттиски свежих статей и предполагал еще поработать. А ранним утром, как обычно, кого-то из его сотрудников разбудил телефонный звонок: «Не кажется ли вам, что мишень слабовата, ведь скоро мы повысим интенсивность пучка?»
Человек-темп
О молодом Флерове рассказывали, что когда Игорь Васильевич Курчатов взял его к себе стажером, то приобрел преемника по «спринтерскому бегу»: новый сотрудник с таким азартом мчался по институтским коридорам, что все от него буквально шарахались. Спорт всегда играл не последнюю роль в жизни Георгия Николаевича.
Вот и в тот памятный для меня день он говорил, слегка перефразируя известную фразу Гете: «Лишь тот достоин жизни и здоровья, кто каждый день идет за них на бой». С этими словами не спеша спускался в воду, проплывал четыре круга попеременно брассом и своим любимым народным стилем «на боку», делал зарядку. Потом подходил к тренерскому столику, где установлен телефон, набирал номер: «А знаете, что я придумал? Может быть, взять лавсан толщиной 50 микрон? Давайте посмотрим, что это может дать...» Несколько минут продолжался телефонный разговор. Рабочий день начался и для кого-то из сотрудников.
Разносторонность, «многовалентность» интересов директора лаборатории поражали многих. В книге «На пути к сверхэлементам», которую он написал вместе со своим сотрудником кандидатом физико-математических наук Александром Ильиновым для «Библиотечки Детской энциклопедии», на карте земного шара указаны места, в которых были взяты образцы для поиска сверхтяжелых элементов. Метеориты, руды, минералы, вулканическая лава, геотермальные воды, железомарганцевые конкреции со всех концов света – только ледовый материк Антарктида, кажется, не подвергся «атакам» физиков ЛЯР, направлявшихся Флеровым в экспедиции для поиска сверхтяжелых элементов в природных образцах.
Столь же широким был и охват «полей посева» – около 90 организаций страны использовали в практике результаты ядерно-физических исследований ЛЯР. Об этом было и утреннее совещание, в котором участвовали сотрудники отдела прикладной ядерной физики.
«К сожалению, Дубна – город мононауки, – говорил он чуть позже, отвлекшись от сиюминутных дел, бумаг, распоряжений. – От этого же страдают и другие научные центры – Протвино, Пущино». И сейчас эта односторонность определенным образом начинает сказываться. Не случайно же очень интересные работы делаются в Новосибирске, в тех точках роста науки, которые лежат на границах многих областей знаний. Сейчас ощущаю: задачи, которые дают результат, должны основываться на многих достижениях. Очень хорошо, что к нам едут геологи, биологи, геохимики. И науку начинают уважать в горнорудных карьерах, шахтах, рудниках, геологических партиях, а наши сотрудники сами идут к практикам, советуются с ними, демонстрируют преимущества новых методов. Ведь практиков порой необходимо заставить повернуть к тому новому, что с примерной периодичностью в два года появляется в ядерной физике.
Немного раньше, отвечая на другие вопросы: почему вы постоянно охвачены новыми планами, новыми идеями? Не возникает ли у вас желания отдохнуть или заняться более спокойной деятельностью? – ГН в книге о сверхэлементах написал: «Мне кажется, можно дать простой совет, который поможет найти ответ на такие вопросы. Нужно выбрать минутку, посмотреть на свое дело со стороны и подумать, много ли еще осталось сделать по сравнению с тем, что уже сделано. Если меньше или примерно столько же, то, возможно, и стоит поискать какое-нибудь другое занятие».
Здесь все было ясно. Неясно было только одно: когда это Георгий Николаевич находит-таки свободную минутку, чтобы остановиться и оглянуться...
«Эти вездесущие ионы»
В 80-е годы издательство «Советская Россия» выпускало серию небольших книжечек в обложке, которая называлась «Наука – народу».
Заручившись поддержкой в издательстве, я пришел к Георгию Николаевичу с проектом плана-проспекта и авторской заявки в издательство. Посоветовав кое-что изменить и подправить, Георгий Николаевич неожиданно легко согласился на подготовку брошюры... Однако наша совместная работа оказалась долгой и кропотливой. Первоначальный замысел изменился неузнаваемо. В последней, четвертой, редакции едва ли осталась четверть от первого варианта.
Сейчас, около 20 лет спустя после благополучного завершения той работы, перебирая в памяти все ее перипетии, я вряд ли согласился бы снова начать «бесконечные хлопоты эти», как пелось когда-то в песне про газетчиков. Георгий Николаевич оказался, мягко говоря, очень беспокойным соавтором.
За плечами Георгия Николаевича была жизнь с ее неожиданными поворотами, я же только задавал вопросы да переписывал некоторые свои репортажи из Флеровской лаборатории ядерных реакций. В них (репортажах) шла речь о том, как запустили в ЛЯР ускоритель ИЦ-100, модернизированный в последние годы и вновь работающий сегодня, как сложен и многогранен процесс производства ядерных мембран, как детекторы, созданные для поиска следов ядер, приспособили для предсказания землетрясений, как с помощью микротрона анализируют процентный состав азота в злаках, как развивается в Дубне радиационное материаловедение...
Многое из описанного тогда подпадает под сегодняшнее определение нанотехнологий. Первоначальный охват «полей посева» оказался чрезвычайно широким, но уже к третьей редакции брошюры, совершенно отказавшись от заявленного издательского плана, Георгий Николаевич оставил только одну, но магистральную тему – ядерные мембраны: их получение и применение.
Процесс писания казался вначале простым: вечерами мы собирались у Георгия Николаевича в дубненском доме, по выходным иногда встречались в московской квартире или «методическом кабинете» в доме на Соколе, построенном для курчатовских сотрудников во времена «ядерного штурма». Флеров щедро разбрасывал образы, идеи, вспоминал эпизоды яркой своей жизни... Потом все написанное в очередной раз подвергалось нещадной критике.
Кое в чем к моменту ее выхода эта книжечка, конечно, уже устарела. Развитие ядерно-физических технологий не стоит на месте. Однако мне эта брошюра и сегодня дорога тем, что сохранила мысли и идеи Георгия Николаевича о развитии науки, ее практическом значении. О необходимости ее перестройки. О гибельных для науки административно-чиновных подходах. О новых планах и надеждах.
Он по природе своей был оптимистом. Строки эти писались в первые годы перестройки (сейчас это название часто заключают в кавычки).
Георгий Николаевич очень ждал выхода «Этих вездесущих ионов», предвкушал, как разошлет брошюру своим коллегам, друзьям, смежникам, которых у него было великое множество. Огорчался, когда в издательстве в очередной раз отвечали, что выпустить брошюру с иллюстрациями нет технической возможности. «Ну, ничего, – говорил он себе в утешение. – У Юрия Туманова есть прекрасные фотографии, мы разошлем их вместе с книжкой по всем адресам».
Нет-нет да и вспоминаются мне вечера в коттедже Георгия Николаевича, что мы провели вместе над рукописью «Этих вездесущих ионов». Он ставит на стол печенье, достает коробку с пакетиками чая и, прежде чем начать работу, предлагает: «Давайте-ка, Женя, сначала чаю выпьем...»
Гонка за 110-м
В январе 1986 года дирекция института вместе с руководством Института ядерных исследований в Троицке организовала для членов ученого совета экскурсию на строившуюся Московскую мезонную фабрику – выездное заседание-семинар. Создававшийся там ускорительный комплекс был колоссальным сооружением, и экспертов из стран – участниц ОИЯИ, руководителей ведущих научных направлений нашего института заинтересовало очень многое из увиденного и услышанного. В Троицк отправились рано, а в Дубну вернулись только поздно вечером.
«Завтра мы с Юрием Цолаковичем Оганесяном обсудим кое-какие идеи, которые использованы на ускорителе в Троицке, – сказал ГН, выходя из автобуса. – Вероятно, их можно будет применить на наших циклотронах. Очень интересные работы. Очень молодой, способный на большие дела коллектив создан в Троицке».
А лаборатория жила в те дни главной задачей – штурм 110-го элемента. Директор подчеркивал, что эксперименты по синтезу 110-го «требуют от нас максимальной мобилизации усилий, так как западногерманские физики в Дармштадте планируют лишь через два месяца начать сеансы на своем ускорителе, также нацеленные на синтез 110-го элемента». Конкуренты дышали в спину – здесь были и спортивный азарт ожесточенного состязания, и выверенный расчет, и высокая надежность работы всего коллектива.
Об операторах на циклотроне У-400 физики говорили мне: «Золотой народ. Абсолютно надежный. Их волнует не только работа ускорителя, но и конечный результат – исход наших экспериментов». И не случайно, оценивая первые итоги, Георгий Николаевич подчеркнул:
«В последнее время значительно возрос энтузиазм людей, которые работают на главном направлении... Это напоминает мне период 60–70-х годов, когда в лаборатории был синтезирован ряд новых элементов. Может быть, на эту атмосферу подъема оказали влияние и другие достижения, например создание ускорителя ИЦ-100, которое показало, что у нас есть еще порох в пороховницах (хотя мы мирные люди). Во всяком случае коллектив ЛЯР вновь показывает, что умение сконцентрировать усилия на главных в данный момент направлениях может дать хорошие плоды. Думаю, что за 110-м нас ожидают последующие элементы, с синтезом которых тесно связаны перспективы лаборатории».
Отмеченная коллегами Георгия Николаевича еще в молодые годы его «многовалентность» с годами отнюдь не ослабевала. Но синтез 110-го элемента по-прежнему оставался приоритетной задачей ЛЯР – 9 августа 1987 года Флеров публикует в еженедельнике «Дубна» статью, фактически программную, «110-й элемент: новый путь к синтезу сверхтяжелых».
«110-й элемент, – пишет автор, – имеет для нас особое значение, эксперименты по его синтезу показали, что мечта физиков и химиков – достижение «острова стабильности» – близка к воплощению... Синтез 110-го элемента открывает перспективы продвижения в новую область Периодической системы. По сути дела, теперь у нас есть метод, который позволяет получать многочисленные изотопы, идти дальше – к элементу 114. В настоящее время мы обладаем интенсивными пучками ионов, мощными методиками, необходимыми для решения этой задачи. Это обязывает ко многому».
Наверное, это был решающий этап «ядерного штурма» – Дубна, Беркли, Дармштадт, а позднее и присоединившиеся к ним японские ученые перешли от конкуренции к сотрудничеству, начав активный обмен идеями, аппаратурой, результатами, откликаясь на предложение Дубны.
Научный семинар, приуроченный к 75-летию ученого, собрал в Дубне сподвижников, коллег, учеников, «облученных» Флеровым, затянутых в его многовалентные орбиты на разных этапах научного творчества. Георгий Николаевич поделился на семинаре своими мыслями о перспективах развития основных научных направлений, над которыми работает коллектив ЛЯР, использования методов ядерной физики в смежных областях науки, техники, народного хозяйства.
На международной конференции «50 лет открытия деления ядра», проходившей в Вашингтоне 26–28 апреля 1989 года, Георгий Николаевич был в числе почетных гостей, непосредственных участников этой эпопеи.
«Академик Г.Н. Флеров сделал интересный доклад об основных этапах развития ядерной физики в СССР до 1941 года, – прокомментировал событие профессор Юрий Оганесян, ставший к тому времени преемником Флерова на директорском посту. – И, к моему удивлению, совсем мало рассказал об открытии спонтанного деления ядер, показав, что оно явилось звеном в той цепи бурно развивающихся научных событий в области ядерной физики, которые имели место в нашей стране в конце 30-х годов. Доклад Георгия Николаевича, который встретили долгими аплодисментами, закончился словами: «Затем началась война»...
Последний год...
1990-й для коллектива ЛЯР начался с продолжения прежних дел: монтаж магнита ускорителя У-400М закончили и начали подготовку к магнитным измерениям. А для ученых серьезной проверкой на прочность стало проведенное в ЛЯР совещание группы экспертов международных союзов по чистой и прикладной физике и химии (ИЮПАП и ИЮПАК) с авторами работ по синтезу новых элементов с атомными номерами 102–110. Заседание группы началось с обзорного доклада Флерова, посвященного развитию ядерной физики в СССР. Ведущие ученые лаборатории сделали доклады по основным направлениям синтеза сверхтяжелых элементов. Завершить первый этап работы группы экспертов предполагалось в Праге – выработкой критериев открытия трансфермиевых элементов...
Георгий Николаевич скончался 19 ноября 1990 года. Он всегда был в движении, в пути. Еще совсем недавно, в начале октября, на совещании Комитета полномочных представителей почетный директор ЛЯР высказал неожиданную для многих идею, что ориентиром для института мог бы стать не только Запад, но и Восток, где развиваются самые передовые технологии, быстро продвигается вперед наука и где готовы к взаимовыгодному сотрудничеству. И последняя его научная командировка была в Китай...
Тема не закрыта. В институте и лаборатории проведут не один Флеровский семинар. Появится в Дубне улица Флерова. Назовут его именем школу-лицей № 6. Станут присуждать молодым ученым именные Флеровские стипендии. Развесят по стенам лаборатории самые знаменитые изречения ее отца-основателя, его портреты. Начнутся серьезные и конструктивные переговоры дирекции ОИЯИ с научным руководством Китая о возобновлении членства этой страны в институте. Кабинет его сделают мемориальным, заботливо сохранив все как при жизни... Мемориальная международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения ученого, пройдет в Дубне 24 мая.
Но главное, не прервется эстафета научных идей, которая составила основу уже двух изданий книги «Георгий Флеров. Ученый, творец, первопроходец».
