Жизнь Юрия Алексеевича Казанского начиналась два раза: 18 октября 30 года и 18 октября 85-го. В первой жизни ему довелось запустить единственный в мире на сегодня промышленный реактор на быстрых нейтронах БН-600; а во второй – возглавить создание в Обнинске Институт Атомной Энергетики.
Вторая жизнь, которая нравится Юрию Алексеевичу больше первой, началась в МИФИ, в начале 1984 года, после вечеринки для цвета ядерной отрасли, когда все немного выпили и расслабились. Генеральный директор ФЭИ, Олег Дмитриевич Казачковский, как бы, между прочим, спросил у своего подчиненного, руководителя отдела реакторов на быстрых нейтронах Юры Казанского: «Будешь ректором задуманного нами института?». «Избавиться от меня хотите?», - с юмором воспринял Казанский. – «Ну что же, ладно. Но только если зарплата у меня останется как сейчас».
Зарплата у Юрия Алексеевича в ФЭИ была большой – 600 рублей. Ректор же задуманного в Обнинске ВУЗа должен был получать в полтора раза меньше. Чтобы сохранить доход ученого на прежнем уровне, директору ФЭИ Казачковскому, первому секретарю Обнинского обкома партии Камаеву и председателю горисполкома Напреенко пришлось добиваться присвоения будущему ВУЗу первой, то есть высшей категории. Таким образом, одно доброе дело для будущего Института Атомной Энергетики (далее ИАТЭ) Юрий Алексеевич сделал еще в условно перинатальном периоде условно второй жизни. А 18 октября 85-го, в день рождения, его назначили ректором.
Торжество откладывается
- А. В. Камаев вызвал меня, - вспоминает Юрий Алексеевич, – и сказал: «Твое условие выполнено – первая категория ВУЗу обеспечена. Зарплата будет как раньше. Поздравляю – ты ректор». Я пришел в институт, сел в кресло в своем новом кабинете, и понял – института-то нет! Все надо делать с нуля – торжество откладывается.
Требовались площади, кадры и деньги, а у Юрия Казанского был только авторитет человека запустившего БН. С ним он обратился к высшей власти страны и добился помощи. На выручку пришли министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский и министр образования Геннадий Алексеевич Ягодин.
Министры «выбили» для Обнинского института «фонд». Что означало не столько деньги, сколько резерв строительных услуг и материалов. В результате возник не запланированный второй корпус по площади на 20% превышающий первый. Были построены: поточные аудитории, спортзал, библиотека и два 9-этажных общежития. Коллеги Юрия Казанского до сих пор не могут понять, как ему все это удалось. Но дальше, не легче.
- Я рассчитывал, что главный кадровый костяк – управленцев – мне предоставит ФЭИ, - смеется Юрий Алексеевич. – Думаете, предоставил? Они показали дулю. И пришлось собирать людей самому, по крупице.
- Расскажите, как собрать людей по крупице? - прошу я ученого.
- Ну как – всем позвонить, со всеми поговорить, - отвечает он. – Там один скажет, что знает хорошего человека на должность, там другой. Наконец, найдешь нужного кандидата, свяжешься, договоришься, и тут начнется другая песня - его с работы не отпускают. Приходится звонить в министерство, или идти в горком, просить помочь влиянием. Тогда ведь «компартия» была как теперь «Единая Россия» - если там примут решение, и остальные согласятся.
Дорогу молодым
- То есть помогали?
- Помогали. С боями, но мне удалось найти замечательных людей. Виктора Андреевича Канке, который теперь зав. кафедрой философии, автор 20 книг, обеспечивший полстраны своими учебниками. Адольфа Ивановича Трофимова, которого мне удалось вытащить из Томска. Тоже с драками. Алексея Алексеевича Абакумова из Сибири перевели. А позже в институт удалось «выманить» из НИИ города таких известных ученых, как Е.С.Матусевич, Ю.В.Волков, В.К.Милинчук, П.А.Андросенко….
Только через 7-8 лет ИАТЭ заработал на полную силу. На базе ОФ МИФИ возник добротный вуз со своими учебными корпусами, студклубом (театр, КВН), научно-исследовательским отделом, аспирантурой – в общем всем, что положено.
А всего пятнадцать лет, с 1985 до 2000-го года Юрий Алексеевич проработал ректором ИАТЭ. Все это время институт оставался на самом лучшем счету в министерстве образования и входил в тридцатку лучших ВУЗов страны.
Сам профессор Казанский говорит, что все те годы прошли в борьбе и маленьких войнах за то, чтобы институт оставался на том же уровне, что и раньше. Его коллеги считают самой большой заслугой бывшего ректора то, что в конце 80-ых – первой половине 90-ых годов в институте не было ни одной задержки зарплаты.
В двухтысячном году, решив, что пятнадцати лет ректорства для одного человека достаточно и надо дать дорогу молодым, Юрий Алексеевич добровольно покинул свой пост.
Капитан, улыбнитесь.
Когда я впервые услышал профессора Казанского по телефону, решил, что ошибся номером. Уж слишком молодым и бодрым показался мне голос. Но ошибки не было. Просто Юрий Алексеевич, в не полные восемьдесят, не по годам молодой и бодрый. Любопытно, каким же он был в 17?
- Я очень несерьезным человеком был, - снисходительно к самому себе улыбается Юрий Алексеевич, - писал стихи, прозу, и хотел стать писателем. А чтобы набрать писательский опыт, решил поплавать на корабле.
В 48-ом году Юра Казанский написал письмо в мореходное училище и приложил к нему аттестат с серебряной медалью. Его пригласили учиться. И он пошел бы в мореходку, и ушел бы после покорять морские горизонты, если бы не вмешался приятель, с которым Юра поделился амбициями.
- Никогда не думал, что ты такой дурак? – прямо так сказал приятель Юрию Алексеевичу. – В какую мореходку? У тебя же родители интеллигентные люди. Сейчас же поехали со мной в Москву поступать в МГУ.
Возможно, в тот день будущее потеряло одного хорошего писателя, зато приобрело большого ученого. Юрий Алексеевич поехал в Москву. Правда, в МГУ, на физический факультет не поступил. Писал сочинение о Маяковском и напутал со сложной пунктуацией поэта. Зато поступил в Бауманский институт, на самый интересный с его точки зрения факультет – строение вещества.
Через три года Юру Казанского, вместе с другими отличниками из МЭИ, МГУ и ЛГУ, распоряжением сверху перевели в только что открывшийся на базе института боеприпасов Московский механический институт – впоследствии МИФИ, а ныне НИЯУ МИФИ.
Большая стипендия.
- Мы как то совершенно по-другому тогда учились, - говорит Юрий Алексеевич. – Не просто хорошо, но увлеченно, с интересом и погружением, даже с ревностью, что кто-то может лучше. Я вот все думаю – в чем было дело? Наверное - во вполне приземленных вещах. Вот я – сын обычных родителей, без какого-то блата. Карманных денег мне никто не давал – у отца кроме меня было три ребенка. А стипендия, если хорошо учишься, была 600 рублей (после реформы 60 прим. ред.). Это большие деньги. На них можно было жить припеваючи. Затем, пристроить меня на «теплое» место тоже было некому, а если ты хорошо учился, тебя пригласят на престижную интересную работу, положат оклад, дадут квартиру или комнату, да еще будут относиться с уважением: «Вот ты, какой молодец, такой сложный институт с красным дипломом сумел окончить!».
С Юрием Алексеевичем ровно так и произошло в 54-ом. Лаборатория ФЭИ им Лейпунского, в которую его пригласили после диплома, занималась разработкой радиационной защиты для маленьких свинцово-висмутовых реакторов.
- Вам с самого начала нравилась ваша работа? – спрашиваю я.
- Еще бы не нравилась, - пожимает плечами ученый. – Вы, наверное, слышали, что эти реакторы, мощностью 75 и 100 МВт, ставили на наши подводные лодки. И эти лодки развивали мощность в 5 тысяч раз большую, чем современный автомобиль БМВ. Уходили под водой от пущенных в них торпед. Ну, разве не интересно?
Защищая экипажи атомных подлодок от излучения, он дослужился до старшего научного сотрудника, защитил кандидатскую, опубликовал пару работ и получил медаль «за трудовые отличия». А в 67-ом его сманили в другой отдел, на должность заведующего лабораторией быстрых реакторов. Собственноручно ученик гиганта быстрых реакторов - А. И. Лейпунского – Виктор Орлов.
- И вы стали учеником Орлова?
- Даже наоборот, - шутит Юрий Алексеевич. – Он мне условие поставил – в ближайшее время не защищаться. Потому что работы много. А у меня уже докторская была в рукописном виде готова. И в итоге защитил я ее не в 68-ом, а в 78-ом, и по совершенно другой теме.
Первый быстрый
Десять лет, с 68-го, он занимался рассчетно-экспериментальными обоснованиями проектов реакторов на быстрых нейтронах. Проводил эксперименты на знаменитых стендах: БФС-1 и БФС-2. Целью было понимание того как это все работает и как заставить это работать оптимальным образом. В итоге, к 78-ому Юрий Казанский оказался настолько компетентным в теме, что его назначили осуществлять научное руководство физическим пуском первого промышленного быстрого реактора в мире.
- Мы начали ездить туда с 78-го, а к моменту пуска, в 80-ом, практически не вылезали, - вспоминает он. - Нужно было подготовить техническую документацию; подготовить технические средства; подготовить людей, которые там будут работать во время пуска и далее. Вы же представляете, какая это ответственность - миллиарды рублей стоит реактор, и хотелось сделать, как следует. А администрация требовала остановить дополнительные проверки и эксперименты – запускать скорее и все. А мы, коллектив ученых, все-равно сделали свое дело без халтуры.
Кто знает, может быть именно поэтому два французских и японский реакторы на быстрых нейтронах, пущенные позже белоярского, остановлены, а наш, белоярский, до сих пор нет, и не собирается. И совершенно точно, что именно за это Юрий Алексеевич получил орден «Знак почета».
Мастер и Марс
Последние годы, после ухода с ректорского поста ИАТЭ, Юрий Алексеевич, во главе группы ученых, занимался разработкой двух реакторов сверхмалой мощности (7-10 МВт). Для медицинских целей, под названием «Марс», и для общих целей, например, снабжения энергией поселка за Полярным кругом, под названием «Мастер».
- Все такие же старички, как и я, - снова смеется Юрий Алексеевич. – Есть с 32-го года, есть с 34-го, и так далее. Получали финансирование от министерства образования и Росатома. Хотели сделать реактор саморегулируемым, чтобы он работал без людей. Не одни мы, сейчас и японцы об этом думают, и многие другие. Целое научно-техническое направление будущего.
- Сделали, конечно? – спрашиваю я с уверенностью, что иначе, и быть не может.
- Научные разработки закончили, - болезненно морщится ученый. – А дальше должны работать не мы. Чтобы сделать проект соответствующий всем ЕСКД и прочему, нашу работу должна продолжить специальная организация. Мы обратились в одну такую. Знаете, какой они нам счет выставили? 27 миллионов. Причем не рублей. А мы-то дураки старались, делали доступный ядерный реактор. Думали, чтобы он 1-2 миллиона долларов стоил. Забыли, видимо, в какое время живем.
- А еще удалось организоватьочень хорошего уровня школу с физическим уклоном в Обнинске, - рассказывает Юрий Алексеевич, провожая меня на железнодорожный вокзал. – Положил много сил, злоупотреблял служебным положением, и школа получилась что надо. Правда, дети из нее идут поступать в МГУ, МФТИ, МХТИ, а к нам, в ИАТЭ, гораздо меньше.
- Ну а скажите, родина назначила вам за ваши заслуги громадную пенсию?
- Да, мы с женой получаем пенсию, сравнительно большую - 28 тысяч и нам, с учетом моей работы на полторы ставки в институте вполне хватает и даже остается. Правда, недавно меня остановил постовой и пытался оштрафовать за не пристегнутый ремень на 100 рублей. Я начал возражать. Он спросил: ну что для вас такое 100 рублей? Я сказал: на эти деньги можно пообедать. И он меня отпустил. Сказал: если вы можете пообедать за 100 рублей, значит для вас это приличные деньги.
