120 лет назад 27 февраля (по новому стилю) 1904 года родился один из основных создателей советского ядерного проекта Юлий Борисович Харитон
Еще студентом Ленинградского политехнического института Юлий Харитон по приглашению Николая Семенова начал работать в его лаборатории в Физико-техническом институте (ФТИ). Первые исследования — определение критической температуры конденсации металлических паров и (совместно с Николаем Семеновым) изучение взаимодействия молекул и поверхности твердых тел.
В 20‑летнем возрасте Юлий Харитон в соавторстве с Зинаидой Вальтой опубликовал научную работу «Окисление паров фосфора при малых давлениях». Лаборанты-аспиранты впервые экспериментально доказали существование разветвленных цепных химических реакций на примере окисления фосфора. Открытие этого явления стало основой теории разветвляющихся цепных реакций, за которую в 1956 году их учитель и начальник удостоился Нобелевской премии. Юлий Харитон особо дорожил книгой Николая Семенова «Цепные реакции» с дарственной надписью «Дорогому Юлию Борисовичу, который первый толкнул мою мысль в область цепных реакций».
В 1926 году Юлия Харитона командировали на два года в Англию, в знаменитую Кавендишскую лабораторию. Там под руководством Эрнеста Резерфорда и Джеймса Чедвика он выполнил работу по методике регистрации альфа-частиц, а в 1928‑м защитил диссертацию на степень доктора философии. К слову, в той же лаборатории практиковался будущий создатель американской атомной бомбы Роберт Оппенгеймер.
Вернувшись в СССР, молодой ученый преподавал в Политехническом институте, возобновил работу в ФТИ. В 1931 году его физико-химический сектор был преобразован в Институт химической физики, где Юлий Харитон организовал и возглавил лабораторию взрывчатых веществ, которая вскоре стала общепризнанной школой физики взрыва.
В 1939 году вышла статья Юлия Харитона и Якова Зельдовича «К вопросу о цепном распаде основного изотопа урана», была готова статья «О цепном распаде урана под действием медленных нейтронов». На этой почве Юлий Харитон много общался с Игорем Курчатовым и в 1940 году вошел в Урановую комиссию Академии наук СССР.
«Основные идеи по цепному делению урана были высказаны Нильсом Бором и другими мировыми учеными, однако это отнюдь не исключало необходимости детального рассмотрения различных ситуаций: реакции на быстрых и медленных нейтронах, а также вопросов кинетики, чувствительности, регулировки и саморегулировки реактора, — вспоминал Яков Зельдович. — Надолго вошли в лексикон ядерщиков обозначения «ню», «фи», «тета» для числа нейтронов деления, вероятности замедления и вероятности деления под воздействием медленных нейтронов. От этих работ остался в силе основной вывод: реакция не идет в металлическом уране, в окиси урана, смеси урана с обычной водой, здесь нужно обогащение урана легким изотопом. В этой связи большое значение приобрела работа Харитона, проведенная им в 1937 году, установившая закономерности разделения изотопов путем центрифугирования».
Во время Великой Отечественной войны Юлий Харитон вел большую экспериментальную и теоретическую работу по обоснованию новых видов вооружений Красной армии, изучению новых видов вооружений противника, а также по суррогатированным взрывчатым веществам. В этой деятельности проявились лучшие черты ученого. Самыми характерными были требование абсолютной ясности, нетерпимость к любой недоработке.
В 1943 году Игорь Курчатов возглавил атомный проект и зачислил Юлия Харитона в Лабораторию № 2 АН СССР. А в 1945 году его включили в группу, выяснявшую состояние немецких исследований по ядерной тематике. Каких результатов удалось достичь Германии, доподлинно никто не знал. В связи с исключительной важностью этой задачи в Берлине высадился десант ведущих советских физиков. Заранее посвящен в цели миссии был лишь Юлий Харитон, да и то в самом общем виде. Как вспоминал сам Юлий Харитон:
«Основные силы, работавшие над проблемой ядерного взрыва, попали в руки американцев. Но кое-кто остался. И, к нашему удивлению, многие физики охотно делились с нами тем, что им было известно. Немцы занимали Голландию и Бельгию, где находились известные тогда урановые рудники. Поэтому представлялось вероятным, что в Германии может находиться уран из этих стран. Мы с Кикоиным решили заняться этим делом… Мы обнаружили, что уран‑238 действительно был привезен в Германию. Однако информацию о том, куда его направили, мы не нашли. Нам пришлось изрядно поездить и поговорить с разными людьми, прежде чем найти его след. Нужно сказать, что все-таки явно много людей в Германии не были склонны к фашизму, охотно беседовали и сообщали нам достаточно интересные детали. В итоге мы узнали, что в одном из кожевенных заводов спрятана окись урана. Мы направились в соответствующий район и обратились к командующему войск, в нем стоявших. Он, услышав название города, сказал: «Опасаюсь, что это место в американской зоне, а не в нашей». Мы решили все же поехать посмотреть. Оказалось, что этот маленький городок находится в нашей зоне, на самой границе с американской. На заводе нам охотно показали все, что у них есть. Мы походили по разным цехам и в одном из них увидели большое количество деревянных бочек. Подошли поближе и стали рассматривать. На одной из них увидели надпись — «уран‑238». Там оказалось 100 с лишним тонн урана! А у нас в тот момент с ураном было очень плохо. Позднее Игорь Курчатов сказал, что эти 100 тонн помогли на год раньше запустить наш первый промышленный реактор для получения плутония. Так что поездка оказалась не зряшной».
В 1946 году был организован филиал Лаборатории № 2 — КБ‑11 и Юлий Харитон стал главным конструктором атомной бомбы, а затем научным руководителем работ по ядерным зарядам и боеприпасам. С того момента его жизнь была неразрывно связана с созданием, а затем с развитием и совершенствованием ядерного оружия.
Пост научного руководителя КБ‑11 (позже Всесоюзного, а теперь Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики) Юлий Харитон занимал 46 лет и в 1992 году стал его почетным научным руководителем. Почти полвека он возглавлял научно-технический совет Минатома по ядерному оружию и первым сформулировал требования к безопасности ядерного оружия.
В конце жизни Юлий Харитон с особой остротой ощущал свою ответственность за будущее человечества. В 1995 году он в статье для мемориального комитета Роберта Оппенгеймера писал:
«Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным свершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более чем зрелом возрасте, я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я осознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома — Земли. Слова покаяния ничего не изменят. Дай Бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего».
