Атомный проект № 2: взгляд из прошлого в будущее

В этом году правительство РФ утвердило федеральную целевую программу «Ядерные энерготехнологии нового поколения», а ещё раньше была принята энергетическая стратегия до 2030 года, где мирному атому отводится ключевая роль. Отрасль может стать локомотивом для всей экономики. Как использовать этот шанс? Задачи перед Росатомом стоят масштабные. Достаточно сказать, что в ближайшей перспективе предстоит возвести 26 новых энергоблоков в России и завоевать мировой рынок, где, как ожидается, объёмы строительства будут аналогичными. неслучайно программа развития отрасли получила название Атомный проект № 2 — по аналогии с советским Атомным проектом, в рамках которого создавалось ядерное оружие.

 

Причём сегодня отрасли приходится развиваться в условиях жёсткой борьбы с традиционной энергетикой внутри страны и глобальными корпорациями на международной арене. Для победы на энергетическом рынке надо правильно выбрать цели, сконцентрировать для их достижения все ресурсы, причём делать свою работу лучше, эффективнее конкурентов. Как сказал глава Госкорпорации Сергей Кириенко, соблюдать принцип трёх «у» — строить объекты установленного качества в установленные сроки и за установленную цену. Атомный проект № 2 появился не на пустом месте: это очередная страница истории отрасли, которую начинали писать в послевоенном СССР. За 65 лет пройден большой путь, были как достижения, так и неудачи — достаточно вспомнить аварию на Чернобыльской АЭС. В эпоху «ядерного ренессанса» очень важно объективно оценить опыт, извлечь уроки из ошибок. Об этом наш корреспондент беседовал с авторитетнейшими специалистами атомной отрасли. Советник главы Госкорпорации «Росатом» Лев Рябев был последним министром знаменитого Средмаша, а научный руководитель НИКИЭТ Евгений Адамов возглавлял Минатом в 1998–2001 году, когда российская ядерная энергетика только начинала выходить из кризиса.

Корр.: Советский Атомный проект появился в 1945 году в качестве ответа американцам, сбросившим бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Надо было как можно быстрее выковать «ядерный щит» для СССР. А вот значение ядерной энергетики первое время явно недооценивалось, она появилась как побочный продукт и оставалась на положении пасынка. Вы с этим согласны?

Евгений Адамов: Конечно, первый Атомный проект не был энергетическим. Речь шла о создании бомбы — и в той части, которая относилась к решению поставленной задачи, он оказался успешным. Причём критерий для всех очевиден: благодаря появлению «ядерного щита» и выравниванию возможностей супердержав мир вот уже 65 лет живёт без глобальных военных конфликтов. Генерация тоже развивалась, но отнюдь не как приоритетная задача. Как известно, электричество от атомных реакторов впервые получили в США. Первая опытная промышленная атомная станция мощностью 5 МВт была пущена у нас в Обнинске. Понятно, что это шаг политический, после него об энергетике забыли надолго. Те, кто работал на советский Атомный проект, ясно понимали, что всё концентрируется на создании оружия. Именно здесь шло состязание между супердержавами — на уровне разведок, в науке и в военно-технической сфере

Лев Рябев: Я не могу согласиться с формулировкой «побочный продукт» в отношении ядерной энергетики. Естественно, с учётом угрозы, исходившей от США, все силы были брошены на формирование ядерного оружейного комплекса. но одновременно закладывались основы для развития атомной энергетики. Первый канальный реактор, появившийся в 1948 году для наработки оружейного плутония, стал прототипом энергетического реактора РБМК. Или взять например диффузионные мощности по обогащению урана — они потом нашли применение при производстве топлива для АЭС. Двойное назначение энергии атома, военное и мирное, прослеживалось буквально с первых шагов. Хочу напомнить, что в октябре 1945 года на заседании Спецкомитета рассматривался вопрос об использовании внутриатомной энергии в мирных целях. Техническому совету было предложено обсудить соответствующее предложение Капицы и разработать план мероприятий.

Каждый нес свой чемодан  
 

Корр.: В советское время атомная отрасль имела безусловный приоритет. О фундаментальных научных исследованиях и выполнении производственных заказов в этой области заботились все: ЦК, Совмин, обкомы и облисполкомы. С одной стороны, хорошо, что Минсредмаш, сосредоточивший у себя «атомные» полномочия, получал всё на блюдечке, с другой — тепличные условия не способствуют прогрессу, особенно в отношении эффективности производства.

 

Л. Р.: Во-первых, с середины 50-х годов атомная сфера уже не была в одних руках. Когда приступали к созданию первых опытно-промышленных блоков АЭС, то как раз решался вопрос, кому именно поручить проектирование и строительство. В итоге остановились на Министерстве энергетики, где имелась мощная база. А Средмашу, помимо ядерного оружия и топливного цикла, предстояло заниматься не менее грандиозным объектами, но в другой области. Вот, скажем, в процессе создания комплекса баллистических ракет потребовалось для них срочно строить шахты. На этот участок были брошены огромные ресурсы — человеческие, финансовые, материально-технические. Я помню, как ругался Славский, потому что условия были невероятно сложные — шахты по плану размещали в медвежьих углах, где не было ни людей, ни базы, ни транспортных путей для доставки всего необходимого. Во-вторых, не отличалась отрасль никогда тепличными условиями. Масштабные проекты реализовывались в крайне сжатые сроки. например, техническое задание на реактор мощностью 100 МВт по наработке оружейного плутония было выдано в марте 1946 года, а уже в июне 1948 года его ввели в эксплуатацию, причём в не обжитом ранее регионе. Или другой пример — создание самых крупных в мире мощностей по обогащению урана на базе уникальной центрифужной технологии.
 
Е. А.: Минсредмаш в основном занимался обороной, в его ведении были блоки только трёх станций — Ленинградской, Игналинской и в Шевченко. Проекты других АЭС разрабатывались вне отрасли, как и приборы, системы управления, электрооборудование и многое другое. Причём с качеством, отражающим уровень соответствующих отраслей. То есть для Минсредмаша энергетика не была стратегической задачей. Поэтому и результаты в данной области достаточно долго были скромными. Мы значительно уступали не только Америке, где действовало 104 блока. Впечатляющего прогресса добилась Франция: за неполные 20 лет там создали атомную энергетику, которая по мощности почти вдвое превышала мощность АЭС СССР. Мы отставали по многим потребительским качествам — площади застройки, объёмам зданий, расходу стройматериалов, металла, кабеля. штатный коэффициент на АЭС у нас не худший, но и не лучший в мире. По этому показателю лидируют финны, японцы и корейцы.
 
Л. Р.: Хочу подчеркнуть, что Минсредмаш справлялся с теми функциями, которые на него возлагались в связи с развитием энергетики. В постановлении Совмина, принимавшего в 1980 году последнюю советскую программу по атомной промышленности, отмечалось, что это ведомство выполнило задания по добыче и переработке природного урана, по производству ядерного горючего, изготовлению ТВЭЛов и сборок для АЭС. Кроме того, Минсредмаш в инициативном порядке брался за сооружение и эксплуатацию отдельных головных блоков, чтобы продемонстрировать, с каким качеством и в какие сроки можно строить эти объекты, насколько эффективно их можно обслуживать.
 
Гладко было на бумаге 
 
Корр.: И всё-таки это, скорее, было исключением из правил. В 70–80 годы прошлого столетия принималось много программ по развития атомной энергетики, но ни одна в полной мере не была реализована.
 
Л. Р.: Да, в 1971–1975 году намечался ввод блоков общей мощностью 11 ГВт, но в итоге программа была осуществлена на 50%. Программа 1971–1980 года, предусматривавшая ввод 26 ГВт, выполнена примерно на 40%. Почему так случилось? Во-первых, планку подняли слишком высоко. у государственных чиновников и учёных наступило что-то вроде эйфории. В 80-е годы, когда я уже работал в Минсредмаше, пришёл известный академик с отчётом, в котором вырисовывались просто невероятные перспективы — ввод мощностей сначала на 100, потом на 200 ГВт. Это были прогнозы не только уважаемого физика, той же точки зрения придерживались многие представители академической науки. Я документ в таком виде не утвердил. В августе 1985 года Славский взял меня на встречу с Щербиной, который тогда был заместителем председателя Совмина и отвечал за топливно-энергетический комплекс. Речь шла о том, чтобы подкрепить грандиозные планы развития атомной энергетики наращиванием добычи урановой руды и производством топлива для АЭС. Минсредмаш был в состоянии решить такую задачу, но мы предупреждали, что планы совершенно нереалистичны. Однако к нашим доводам не прислушались. Вторая причина — отсутствие полноценной машиностроительной базы. Требовались специализированные строительные организации, снабжение и, главное, финансирование. Первые блоки были относительно дешёвыми, но после 1979 года, когда случилась авария на американской станции, были приняты новые критерии безопасности и стоимость сооружения АЭС возросла на десятки процентов.
 
Е. А.: Спустя семь лет произошла трагедия в Чернобыле. Технические причины и результаты точно такие, как при авариях в Англии (Уинскейл, 1957 год) и в США (Три-Майл Айленд, 1979 год), — объект был полностью потерян. но по социальным и политическим последствиям эти аварии несопоставимы. В Уинскейле загрязнение было относительно небольшим, хотя тоже горел графит. А у нас в атмосферу попали миллионы кюри. Общественность была в шоке, повсюду начались митинги, и в итоге волна радиофобии при деградирующей власти фактически блокировала развитие атомной энергетики.
 
Л. Р.: Прервали строительство первого блока Ростовской АЭС, который был в готовности 95%, там до ввода оставалось буквально полгода. Прекратили возведение третьего и четвёртого блока на Калининской АЭС, заморозили объекты на Игналинской, Крымской, Южно-украинской станции. Серьёзная работа шла примерно на 20 площадках, и все они были закрыты. Самое обидное, что к тому времени практически решились технические проблемы, сдерживавшие развитие атомной энергетики. на Ижорском заводе запустили новые мощности, строился Атоммаш, рассчитанный на производство оборудования общей мощностью 8 ГВт в год. В 80-е уже ввели в строй блоки мощностью свыше 23 ГВт. Темпы очень приличные: в среднем как минимум по два крупных блока в год, а с учётом стран соцлагеря — даже больше. но сейчас, чтобы выполнить поставленные задачи и построить за 10 лет 26 блоков, нужно ускориться.
 
Борьба за место под солнцем 
 
Корр.: Между тем, сегодня развиваться отрасли предстоит в совершенно других условиях. Нет больше ни Госплана с Госснабом, ни «железного занавеса». На российском рынке приходится конкурировать с традиционной энергетикой, а на международном — ещё и с альтернативной.
 
Е. А.: надо честно признать, что внешние условия очень жёсткие. ещё недавно учёные прогнозировали, что органические ресурсы скоро истощатся и мировая экономика испытает шок, если не найти альтернативу нефти и газу. но за последнее десятилетие прогнозы изменились, в докладах на энергетических форумах фигурируют совершенно другие цифры. По разным оценкам, запасы газа — от 173 до 850 трлн. куб. м, а в год человечество потребляет чуть больше 3 трлн. То есть в худшем случае только разведанных месторождений хватит на полвека, а в лучшем — на сотни лет. С нефтью ситуация сложнее, но всё-таки не такая напряжённая, как казалось раньше. Очень активно используется солнечная энергия: в 2009 году прирост составил 7,3 ГВт, то есть семь таких блоков, как на Воронежской или ленинградской АЭС. ещё быстрее растёт ветровая энергия — плюс 38 ГВт за прошлый год. Для сравнения: за 10 лет в мире построены атомные станции общей мощностью 27 ГВт. Как видите, альтернативная генерация стремительно завоёвывает позиции на рынке. Вот фон, на котором берёт старт следующий этап ядерной энергетики.
 
Л. Р.: Конкурировать действительно приходится — прежде всего с производителями энергии из нефти, угля, газа. И это на самом деле серьёзная проблема. Сейчас отрасль получает деньги на строительство АЭС из казны. но задача была сформулирована так: с 2016 года бюджетная поддержка будет свёрнута и развиваться придётся в основном за счёт собственных ресурсов. В этих условиях неизмеримо возрастает ответственность за выбор направлений развития отрасли и эффективность работы во всех звеньях. Вопросы стоимости блоков, сроки сооружения, унификация проектов и серийность — всё приобретает особое значение. Выиграем борьбу у конкурентов — рынок откроется, проиграем — нас там не будет.
 
Е. А.: Хочу напомнить, что в конце 90-х фон для энергетики был не лучше. Производство падало, предприятия в долгах, в довершение всего разразился дефолт. В первый год, когда я был назначен министром, денежная составляющая в расчётах за электричество была не больше 5–7%, вместе с бартером и прочими суррогатами — 27–29%. но даже в этих условиях нам удавалось наращивать производство. Минатом перекрыл советские показатели: в 2000 году мы произвели свыше 130 млрд. кВт•ч электроэнергии — больше, чем в самом благополучном в этом отношении 1989 году. Причём этот рост был достигнут за счёт повышения КИУМ, то есть эффективного использования существующих мощностей. Попутно замечу, что нефтяники тоже никаких новых месторождений не открыли, но только сейчас приближаются к уровню 1989 года. А мы его 10 лет назад перешагнули. И тем самым опровергли тезис о том, что частная собственность изначально эффективнее государственной. Для некоторых деятелей это открытие стало весьма болезненным.
 
Только не теряйте оптимизма 

Корр.: В общем, нельзя недооценивать существующие мощности и повторять прошлые ошибки, когда принимались нереальные планы. Какие ещё уроки можно извлечь?
 
Л. Р.: Следует более тщательно продумывать планы. уже пора отработать серийный блок. Именно отработать, то есть составить обоснованную смету, определить ресурсы. И такой проект в итоге должен быть реализован на нескольких площадках. Во Франции построили 34 серийных блока по 900 МВт. Мы наконец сделали выбор в пользу реактора ВВЭР-1150, и теперь надо построить порядка 20 блоков. на этой базе можно организовать серийное производство оборудования и поточное строительство.
 
Е. А.: В таких странах, как Франция или США, в экономике и, естественно, в атомной энергетике, существует понятие «роялти». Создатели объекта получают либо единовременную выплату после сооружения блока, либо долю прибыли от проданного киловатт•часа. В результате проектанты и конструкторы имеют ресурсы, чтобы вести новые разработки. К сожалению, наши предприятия живут по другим, не рыночным законам — у нас в структуре себестоимости роялти нет. Был такой тяжелоатлет Новак, который к весу штанги прибавлял по 100 г, чтобы обновить рекорд и добиться очередной премии. И без роялти наши проектировщики вынуждены всякий раз придумывать новые проекты. Боюсь, этот процесс затянется до тех пор, пока мы не выстроим нормальные экономические отношения.
 
Л. Р.: В любом случае надо обеспечить конкурентоспособность продукции, другого пути просто нет. Это, например, хорошо понимают в «ТВЭЛе». Их продукция всегда соответствовала лучшим мировым аналогам с точки зрения научно-технического уровня. А теперь они ставят задачу в разы повысить производительность труда. То же самое происходит на атомных станциях. Это, как и серийные блоки, обязательное условие для победы в конкурентной борьбе.
 
Что в сухом остатке?
 
Корр.: Если оценивать условия реализации Атомного проекта № 2, то где и в чём конкретно наши преимущества? И как их использовать, если больше нет административного ресурса, который помог добиться успеха СССР?
 
Л. Р.: Главный плюс — опыт и мощный научно-технический потенциал, это было и остаётся. Но административный ресурс я бы тоже не сбрасывал со счетов. Благодаря созданию Госкорпорации появилась возможность проводить единую политику внутри отрасли, и здесь этот ресурс работает. Всё управление, от подбора кадров до строительства, эксплуатации блоков и международного сотрудничества, сосредоточено в одних руках. Как это и было 65 лет назад. Другой важный момент — внимание первых лиц государства. Президент и премьер посещают наши объекты, проводят совещания по ключевым проблемам, издаются соответствующие указы и постановления. Ещё один плюс — принятие федеральных целевых программ, в которых участвуют наши предприятия и институты.
 
Е. А.: Основания для оптимизма в отношении Атомного проекта № 2 есть. И первое из них — формирование Госкорпорации. Конечно, её лучше было создать лет 20 назад, вместе с Газпромом, но и сейчас ещё не поздно. я вообще считаю, не будь сегодня в отрасли такой структуры, то вообще разговаривать было бы не о чем. Кроме того, очень важен факт принятия отраслевой федеральной программы по новым технологиям. Хотя здесь есть определённые опасности, которые могут помешать хорошим планам. В приказе, изданном для реализации ФЦП, ресурсы не сконцентрированы на чём-то главном, а разнесены по 18 проектам, задачам и направлениям. Но нельзя говорить об Атомном проекте, а управление уподобить райкомовской практике, когда колхозам диктовали, что сеять и когда убирать. Столб легко объехать справа и слева, но если за рулем сразу несколько водителей, то это всегда чревато.
 
Заглянем в завтрашний день 

Корр.: Федеральная целевая программа рассчитана до 2020 года. Некоторые эксперты считают, что у атомной отрасли, где реализация проектов нередко растягивается на десятки лет, должна быть более долгосрочная стратегия.
 
Л. Р.: На мой взгляд, для перспективного планирования достаточен срок в 20 лет. Сегодня у российского топливно-энергетического комплекса есть стратегия, рассчитанная до 2030 года. естественно, она должна периодически пересматриваться и уточняться. А то, что за пределами этого периода, я бы назвал не стратегией, а прогнозом перспективных направлений развития атомной энергетики. Это позволит формулировать научно-технические цели для решения таких долгосрочных задач, как захоронение отходов или замкнутый ядерный топливный цикл.
 
Е. А.: Наша отрасль инерционная, инновационные решения здесь реализуются долго. О термоядерной энергетике заговорили в 1950-е годы, а первую такую станцию хорошо если построят к середине нынешнего века. Поэтому и горизонт планирования должен быть соответствующим. В 2000 году впервые приняли стратегию развития атомной энергетики, рассчитанную на период до 2050 года, она была одобрена правительством РФ. Мы при её разработке исходили из двух посылов. Первый: есть основания для крупномасштабной ядерной энергетики. Второй: возрастающая потребность экономики в электроэнергии может быть обеспечена за счёт АЭС. Эти прогнозы не устарели и сегодня. И, насколько мне известно, руководители Росатома возвращаются к идее иметь долгосрочную стратегию. Сейчас на предприятиях проходят семинары. Они открываются видеообращениями Кириенко и Щедровицкого, которые представляют анализ состояния и перспективные задачи Госкорпорации. Я поражаюсь тому, какой путь они проделали в понимании стратегических проблем отрасли. И это также вселяет надежду, что Атомный проект № 2 может быть реализован.