Владимир Павшук: было бы желание

На вопросы электронного издания AtomInfo.Ru отвечает директор отделения Института ядерных реакторов РНЦ КИ к.т.н. Владимир ПАВШУК.

Аргус - имя собственное

Владимир Александрович, тема, которая нас давно интересует - растворные реакторы. Их прошлое, настоящее и особенно будущее. Чем интересны такие установки, какое применение они могли бы найти в структуре атомной энергетике? Если не возражаете, давайте поговорим об этом.

Хорошо. Первыми отечественными растворными реакторами были импульсные растворные реакторы, которые появились в начале 60-ых годов с целью испытания радиооборудования, электронного оборудования при нейтронном импульсе и при импульсе гамма-лучей.

В 1963 году был подписан международный договор о запрещении ядерных испытаний в трёх сферах. Встал вопрос - как в новых условиях проводить отработку такого оборудования? Тогда в Арзамасе-16 (ныне Саров) и у нас начали строить импульсные растворные реакторы.

Со временем, наряду с импульсными, у нас появился один реактор стационарного типа. Я говорю о реакторе "Аргус", который на сегодняшний день является единственным стационарным растворным реактором в мире.

Вопрос по истории. Название "Аргус" - это аббревиатура или нет?

Нет, это имя собственное, которое придумали отцы-основатели.

"Аргус" предназначался для региональных лабораторий активационного анализа, в основном, для изучения геологических проб. В советское время бралось огромное количество геологических проб, которые не успевали исследовать на содержание.

Реактор помогал в их обработке методом нейтронного активационного анализа. Это мощный метод, позволяющий определять малые примеси полезных веществ в пробах. Скажем, по золоту его чувствительность порядка 10^-4 г/г.

Предполагалось создание в СССР сети региональных лабораторий, где были бы установлены растворные реакторы. Проект доведен до конца не был. Построили всего два реактора - "Аргус" в Курчатовском институте и реактор в Душанбе.

Тот самый знаменитый таджикистанский реактор?

Да, именно он. К сожалению, в Душанбе строительство было закончено в момент распада Советского Союза, и он не был пущен. Растворные реакторы использовались также в Америке, но по разным причинам все они закрылись. Поэтому на сегодняшний день, как я уже сказал, в мире остался единственный стационарный растворный реактор "Аргус", благополучно работающий с 1981 года.

Чем было вызвано закрытие американских установок? Есть разные версии, разные объяснения этому факту…

Они пытались использовать эти реакторы для энергетики. А для энергетики они плохи, потому что у них по физическим причинам небольшая мощность. Нельзя сделать растворный реактор с большой мощностью, и принцип экономии масштаба сработал против них.

Я думаю, что были в реальности и ещё какие-то причины, о которых американские разработчики говорить не любят. Сегодня восстановить истину трудно, так как у американских специалистов есть известная особенность - уходя на другую работу, они забывают о том, что делали раньше.

Выделение и очистка молибдена в горячей камере

Молибден из растворного реактора

Вернёмся к нашей программе. Когда оборонная тематика начала сворачиваться, а геологическая тематика не пошла, мы стали другие применения. Лет 15 назад появилось предложение использовать растворный реактор для наработки изотопов.

Традиционный сегодняшний способ наработки радиоизотопов заключается в том, что мишень из высокообогащённого урана помещается в обычный исследовательский реактор, облучается, потом радиохимически выделяется молибден или другой изотоп, и всё. Мишень по урану составляет 0,5% общего объёма урана, который используется в этом процессе.

Под общим объёмом урана имеется в виду вся топливная загрузка?

Да, конечно. Топливная загрузка обеспечивает работу реактора, а производство изотопов ведётся только в ограничённом объёме мишени.

Второе. Уже 15 лет назад было видно, что количество исследовательских реакторов всё время уменьшается, соответственно, свободные мощности тоже уменьшаются. Надо либо строить новые исследовательские реакторы, либо искать альтернативные способы.

Преимущество растворного реактора было более-менее очевидно. У нас молибден образуется во всей активной зоне, соответственно, используется весь уран. Я бы сказал так - у нас мишенью выступает вся активная зона.

Стояла техническая проблема - как из раствора извлекать молибден? Методики изначально не существовало. Но мы эту задачу в конце концов решили, придумав нужный сорбент.

Принципиально вся схема выглядела бы так. В активной зоне образуется нужный изотоп. Раствор прокачивается через химический сорбент, где происходит селективная сорбция изотопа, например, молибдена, а остальное возвращается в реактор. Как видите, в процесс наработки изотопов вовлечено 100% от используемого урана.

Кстати, очень красивая была решена радиохимическая задача! Нам удалось добиться, чтобы молибден захватывался сорбентом, а уран, осколки и всё прочее свободно проходили бы через сорбент и возвращались в реактор.

Сколько процентов молибдена захватывается в вашем сорбенте?

Извлечение молибдена у нас в реальности составляло около 60%. Теоретически можно нарастить этот показатель до 85%.

Извините, эти цифры получены при каком обогащении урана?

При 90% обогащения. Проблема сорбции молибдена при более низких обогащениях остаётся. Мы пару раз пробовали ампульные эксперименты при 30%, и результаты были намного хуже. Не потому, что есть какие-то теоретические препоны. Процесс не изучен до конца, и он требует доводки.

Итак, что получается? Растворный реактор мощностью 50 кВт с точки зрения производства изотопов сможет работать примерно так же, как традиционные исследовательские реакторы с мощностями десятки мегаватт. Выигрыш в мощности при переходе на растворные реакторы составит два порядка.

Конечно, надо отдавать себе отчёт в том, что вклад изотопной составляющей в окончательную цену радиофармпрепарата невелик. Говорят, что он может быть 10-20%. То есть, мы выигрываем два порядка, но в пределах 10-20% от общей стоимости лекарства. Тем не менее, это результат.

Первые результаты

Стоимость собственно радиоизотопов мала по сравнению с общей стоимостью конечного продукта, РФП. Но и производителей изотопов немного, причём их число имеет тенденцию к сокращению.

Как и предсказывалось, постепенно старые исследовательские реакторы закрываются. Новые строятся, но их мало. Вот, в Австралии построили реактор OPAL. Но все они, в том числе, и новые, работают по мишенной технологии в каналах для облучения. То есть, вопрос об эффективности использования ими урана остаётся открытым.

Появилось дополнительное обстоятельство, которое становится всё более и более важным. Есть общее согласие в том, что использование высокообогащённого урана должно снижаться. В свете террористических угроз, соображений нераспространения и так далее.

Сейчас для получения молибдена в обороте находится от 50 до 100 кг урана-235. Это много, и мировое сообщество хотело бы избавиться от этой необходимости. Но в мишенной технологии снижение обогащения с 90% до 20% немедленно приводит к снижению экономических показателей в такой же пропорции, то есть в 4,5 раза.

В "Аргусе" ситуация другая. Если мы меняем обогащение с 90%, на которых он сейчас работает, на требуемые 20%, то происходит простое увеличение общего количества урана. И всё! Если при этом раствор остается раствором, а не превращается в гель, кисель и т.п., то у нас ничего не меняется. Мы всё также прокачиваем раствор и выделяем молибден.

Поэтому растворный реактор - практически единственный инструмент, который позволяет перейти на низкое обогащение без сильного ухудшения экономических показателей. Сейчас, кстати, такая работа запланирована на обозримое будущее.

Какие работы вы делали на "Аргусе" по производству молибдена?

В течение последних 10 лет мы проводили различные эксперименты, в том числе два полноразмерных полупромышленных. В чём они заключались? Реактор непрерывно работал пять суток (120 часов). Такой период требовался, чтобы в нём образовалось достаточно много молибдена. Далее реактор глушился, выдерживался примерно сутки для распада короткоживущих. После этого мы прокачивали раствор через сорбент и выделяли молибден.

Мы проверили качество полученного молибдена самостоятельно, а также обращались в ГНЦ РФ - ФЭИ, в бельгийский институт радиоэлементов во Флерусе, а также в Аргоннскую национальную лабораторию. Общий вывод был таков - мы с запасом удовлетворяем международным требованиям по чистоте этого изотопа.

Транспортно-технологическая схема производства молибдена-99.
Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра.

external link, opens in a new tab

Сегодня мы заявляем, что готовы к опытно-промышленному производству. Нам нужно увеличить мощность по сравнению с "Аргусом". Если у "Аргуса" мощность всего 20 кВт, то для производства молибдена целесообразнее иметь мощность 50 кВт.

Суть нашего предложения заключается в следующем. Строится комплекс из двух реакторов по 50 кВт. Они работают и получают молибден. Вот и вся наша идея, если её выразить в одном предложении.

Исходя из того, что мы имеем, мы объявили готовность к опытно-промышленному производству. В прошлом году подали заявку на президентскую комиссию на создание такого комплекса с производительностью до 500 кюри молибдена в неделю. При нынешних ценах на молибден, это 500 тысяч долларов в неделю.

Заявку на прошлый год не приняли, но комиссия, которая принимает решения, рекомендовала нам вернуться к этому вопросу позже, объединившись с другими участниками.

Добавлю, что есть и международный интерес. О растворных реакторах задумывается канадская компания "MDS Nordion". Она пыталась построить в Канаде два традиционных реактора на тяжёлой воде, но не смогла решить проблемы ядерной безопасности, и их проект был закрыт.

О логистике и других проблемах

Мы с удовольствием поговорим с Вами об этом предложении. Но сначала просим Вас ответить на вопрос Виталия Валентиновича Поздеева, возглавляющего комплекс по разработке и производству РФП на Карповке.

Почему обязательно требуется строить новые реакторы? Почему бы не пойти иным путём? Уже имеется в наличии реактор "Аргус", и его можно было бы использовать для демонстрации возможностей растворной технологии при решении задач по производству молибдена. Попробуйте проработать хотя бы год-два в режиме постоянного производителя молибдена. Спрос на вашу продукцию найдётся, даже если вы будете выдавать 5 Кюри в неделю.

А мы именно с этого и начинали. Мы предлагали - давайте в РНЦ КИ наладим коммерческое производство радиоизотопов, будем получать прибыль и попутно демонстрировать возможности технологии.

На чём мы споткнулись? Первый вопрос - нам потребуется получить разрешение на работу в Москве стационарного ядерного реактора. Сделать это проблематично в силу многочисленных обстоятельств, которые я не хотел бы затрагивать в интервью.

Второе. У нас элементарно нет четырёх смен для "Аргуса". Работа в режиме промышленного производителя подразумевает наличие трёх смен и одной запасной, то есть, всего четырёх.

Кадровый вопрос выглядит таким образом. Нужно найти людей, год-два их учить, отлицензировать их в "Ростехнадзоре" и только после этого подпустить их к реактору. А нормальную зарплату (тысяч, хотя бы, 40) людям потребуется дать сразу, не дожидаясь, пока мы сможем начать зарабатывать деньги. Когда я выхожу с таким предложением, мне отвечают - подпишем любые бумаги, но денег не дадим.

Третье - логистика. Вы помните, чему равен период полураспада ⁹⁹Mo? Примерно 67 часов. Чтобы было более понятно, менее трёх суток. Любой прокол в логистике обвалит вам всю экономику. Я не понимаю, кто бы за такую задачу взялся. Даже если мы будем поставлять всю продукцию в Обнинск - казалось бы, город расположен рядом с Москвой, но, с учётом пробок, мы в лучшем случае будем довозить молибден до потребителя за полдня. А счёт в случае с молибденом идёт на часы.

Хорошо, но в Москве есть свои потребители на генераторы технеция.

Есть, конечно. Шестая больница, например, или центр имени А.И.Бурназяна. Но вопросы логистики остаются и в этом случае.

Да, разумеется, всё это можно было бы организовать и реализовать. Было бы желание, но желания у "Росатома" я не наблюдаю. Добавлю - я не обвиняю "Росатом". Есть объективные причины, почему госкорпорация не слишком заинтересована в "Аргусе". У неё полно своих незагруженных исследовательских реакторов, которые они с удовольствием будут использовать.

Да, например, РБТ.

Например, РБТ. Например, "Руслан" и "Людмила", если помните, что это такое. Да, у "Росатома" много незагруженных реакторов, и с ними нужно что-то делать, обеспечивать их работой. А ведь надо понимать, что каждый такой реактор решает ещё и социальную задачу, за ним стоят люди, рабочие места. Мы что, хотим лишить их работы? Правильно говорят? Должен признать, что правильно.

С другой стороны, представьте себе перевозку молибдена из Димитровграда для обнинских потребителей. Даже с учётом наличия в окрестностях Обнинска аэропорта, это задача сложнее, чем доставка молибдена из Москвы.

Это другая тема, не менее обширная, чем перспективы растворных реакторов. Ядерную медицину в нашей стране нужно развивать. Должны появляться региональные центры, региональные потребители изотопов. Пока их нет или недостаточно.

Вы экспериментируете на "Аргусе" только с молибденом или и с другими изотопами тоже?

У нас есть два экспериментальных устройства. Об одном я говорил, оно предназначено для выделения молибдена-99. Это изотоп, использующийся в диагностике. Второе устройство нацелено на стронций-89, терапевтический изотоп.

Для условий России стронций-89 более актуален, чем молибден. Почему? Потому что молибден требует диагностического оборудования, которого в стране не хватает. А терапия - это приём радиофармпрепарата внутрь, снятие болей и так далее. В отличие от ⁹⁹Mo, стронций-89 - сравнительно долго живущий изотоп с периодом полураспада 52,7 суток.

Альтернатива стронцию в сегодняшней медицине - наркотики. Причём, как объясняют врачи, к наркотикам наблюдается привыкание, и поэтому онкологическому больному приходится постоянно сокращать перерыв между дозами, и в конце концов такое лечение выливается в непрерывное нахождение на наркотических средствах.

В случае со стронцием, всё намного лучше. Достаточно принять фармпрепарат, и он будет действовать в течение полугода. Через полгода можно получить новую дозу, и так далее.

Растворный ядерный реактор "Аргус".
Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра.

external link, opens in a new tab

Немного об "Аргусе"

Спасибо за ответы! Теперь хотелось бы поговорить о конструкции растворных реакторов. В статьях, докладах и монографиях она, конечно, разбирается, но мы с удовольствием послушали бы рассказ от первоисточника.

Растворный реактор представляет собой бак, герметичный корпус, в который залито 22 литра раствора уранил-сульфата. У нас на "Аргусе" обогащение на сегодня, как уже было сказано, 90%. Можно заливать и с меньшим обогащением, но важно, чтобы количество урана-235 было примерно 2 кг.

Бак помещён в графитовый отражатель. Бак стальной. Если быть более точным, у него "хитрая" конструкция с нержавеющей плакировкой. Отражатель графитовый. Предвосхищая вопросы, уточню - собран из колонн РБМК.

Размеры по отражателю составляют 4,5×4,5 метров. Высота определяется тем, что в растворе при делении накапливаются кислород и водород, и эту смесь нужно регенерировать во избежание образования гремучки. Соответственно, есть система регенерации на естественной циркуляции.

То есть, сверху над реактором есть полость?

Да. В системе регенерации образуется вода, которая капает обратно в реактор. Требование естественной циркуляции определяет сравнительно высокую зону. А так, если брать только 20 литров раствора, то это, как вы понимаете, не более чем два ведра.

В активной зоне есть три борных стержня, и больше там ничего интересного нет. Спектр нейтронов тепловой. Система охлаждения - змеевик по периферии по границе бака. Внутри зоны нет никаких железных конструкций, что хорошо с точки зрения физики.

А как обстоит дело с безопасностью у растворных реакторов?

Отлично обстоит! Растворные реакторы обладают внутренне присущей безопасностью. У них огромные отрицательные температурный и мощностной коэффициенты реактивности. Поэтому при возникновении нештатных ситуаций реактор сам себя гасит.

Огромные - это сколько?

Допустим, при повышении температуры на 10°C реактивность понижается на 5 β.

Да, звучит неплохо! Но как управлять таким аппаратом? Температуру нужно держать очень точно. Представьте, что она случайно упадёт на 10°C.

Температуру - а она у нас, кстати, 80°C - так или иначе, нужно выдерживать точно, чтобы не допускать кипения. Когда начинается закипание, то срабатывают отрицательные коэффициенты реактивности, и реактор глушится.

А куда, собственно, уходит пар при кипении?

В то самое приличное по объёму надзонное пространство, о котором я упоминал. Как видите, в конструкции всё очень неплохо продумано.

Согласны. А что произойдёт, когда пар в надзонном пространстве сконденсируется и начнёт стекать обратно в зону?

На самом деле, и в этом случае ничего страшного не произойдёт. В худшем случае, могут пойти волны в реактивности, но всё это не представляет угрозы. Понимаете, это процессы медленные, не быстрые, и для них не требуются активные средства поддержания. Реактор саморегулируемый.

Я вам приведу простой наглядный пример. Несколько лет назад в Японии на заводе что-то куда-то не туда слили, и в баке с раствором пошла реакция. Паника была едва ли не вселенских масштабов. На самом же деле, ничего там не произошло сверхординарного. Бак, то есть, теперь уже надкритичный реактор, как говорится, "побУхал" и заглох. Всё.

Ещё раз повторю - растворный реактор саморегулируемый. Каких-то нерешаемых технических проблем с его безопасностью я не вижу.

Как быть с выгоранием? Каким образом компенсируется потеря реактивности при выгорании?

Нас вопросы выгорания не волнуют. Нам не требуется менять топливо. Тот ресурс, который мы уже отработали, не сказывается на выгорании. Если выгорание будет существенное, то можно просто добавить немножко раствора.

А осколки?

Пусть остаются.

А такие варианты, как почистить раствор, убрать продукты деления…

Мы не чувствуем такой необходимости.

По растворным реакторам часто задают вопросы по поводу взаимодействия с материалами стенки. Нет ли там каких-то проблем?

Правильные вопросы. Конечно, нужно их решать. Но тот опыт, который есть у нас, по содержанию раствора на материале корпуса (сталь 0Х18Н10Т) показывает, что ничего существенного не происходило.

Другой вопрос, если бы "Аргус" работал непрерывно 10-20 лет. В этом случае, возможно, что мы обнаружили бы какое-то взаимодействие. Но сказать наверняка мы этого не можем, и я полагаю, что переходить на другие материалы глупо.

Кстати, сколько у вас поток?

Вам стоило бы этот вопрос задать первым, ещё до вопроса о выгорании. Тогда всё стало бы на свои места. Поток у нас 10¹² н/(см²*с), то есть, маленький.

Знаете, когда мы общаемся с ВВЭР-овцами, то они тоже сначала спрашивают нас о флюенсе и других подобных параметрах. Господа! У нас мощность 20 (прописью - двадцать) киловатт! В предлагаемом двухреакторном комплексе мощность одного реактора будет 50 кВт, но это величина такого же порядка, что и у "Аргуса".

У нас двенадцатый порядок по потоку. Нет у нас ни флюенса, ни осколков, ничего из того, что волнует разработчиков традиционных реакторов.

У нас проблемы немного другие. Скажем, возможный выход активности наружу. Эта проблема решена на "Аргусе" красивейшим образом. Реактор работает под разрежение. Внутри корпуса давление меньше атмосферного, поэтому при появлении какой бы то ни было негерметичности воздух заходит туда, а не выходит оттуда.

По размерам реактора можно уточнить? Размеры реактора Вы назвали, а что насчёт биологической защиты?

Он стоит в каньоне. Естественно, имеется бетонная защита толщиной примерно метр. Но реактор есть реактор, вы должны это понимать. Даже критсборки куда-то помещают.

Согласны. Просто хотели уточнить, чтобы не возникло иллюзий, что это комнатный реактор.

Нет, конечно, это серьёзная установка. Но её достаточно просто размещать, в том числе, и в старых помещениях. Например, в Обнинске в филиале НИФХИ мы присмотрели помещение, куда растворный аппарат прекрасно бы вписался.

А можно такие установки сделать компактными?

А они и так компактные.

Ну, всё-таки, 4,5 на 4,5 метра - это достаточно много…

Если это столь принципиально, можно перейти с четырёх метров на три. Но сдерживать будет проблема охлаждения. Как только вы повышаете мощность, увеличивается энерговыделение в отражателе. Нынешний наш отражатель не охлаждается. То есть, нет специальной системы, предназначенной для его охлаждения. Стоит мизерная петля в центре, и тепло естественным образом сбрасывается наружу.

Но если мы пытаемся скомпоновать нашу систему более плотно, то нам придётся везде поднять энерговыделение. И не дай Бог, если мы придём к необходимости охлаждения отражателя! Это новая система активного воздействия со всеми вытекающими проблемами по безопасности. Если она у вас отказала, а отражатель греется, то может начаться растрескивание материала отражателя.

А в чём, собственно, заключается проблема с отражателем при столь низких, как у вас, температурах?

На первый взгляд, действительно ни в чём. У графита большой запас по температуре. Но представьте себе, что по каким-то, неважно по каким, причинам наш графитовый отражатель нагрелся выше 100°С. И представьте, что это тепло сбрасывается не наружу, а в активную зону.

С точки зрения графита, 100°С - это не страшно. С точки зрения водного раствора - это температура кипения. А пар, он найдёт для себя дырку, через которую он сможет прорваться наружу. Поэтому, кстати, мы всеми силами стараемся не допускать на "Аргусе" кипения. Надо сказать, что в этом мы преуспели. За всё время эксплуатации нашего реактора, ни одного серьёзного инцидента не было.

Предусмотрены ли защиты по изменениям концентрации раствора?

Вы помните о зависимости коэффициента размножения от концентрации урана в растворе? У неё есть максимум. Мы находимся на этом максимуме-оптимуме, и любое изменение в концентрации реактор заглушит. Если вы добавите в "Аргус" уран, то реактивность упадёт. Если добавите воды - произойдёт то же самое.

У нас в своё время возникала элегантная идея, как решить проблему компенсации выгорания, если таковая когда-нибудь встанет. Уходим на недостаток воды по сравнению с максимумом. Когда реактор немного выгорает, подходит человек и подливает воды, тем самым компенсируя потерю реактивности.

От идеи, разумеется, пришлось отказаться, так как она противоречила основным нормам безопасности. Да, конечно, оператор может подлить воды раньше, чем нужно. Но в порядке исторического курьёза мы о ней с удовольствием вспоминаем. Представьте себе реактор, который подпитывается не ураном, а обычной водой!

Принципиальная схема установки АРГУС-100

К экспериментальной демонстрации

Как обещали, вернёмся к вашему предложению о комплексе из двух растворных реакторов мощностью по 50 кВт каждый для наработки молибдена. Вы упомянули об интересе со стороны "MDS Nordion". Есть ли какие-то конкретные договорённости с канадцами?

Их позиция такова. Им это интересно, но поддерживать создание реактора на изотопную тематику они не будут. Они наелись по горло той ситуацией, в которую они попали с MAPLE. Десять лет строить, десять лет достраивать, инвестиции в миллиарды долларов, а на выходе - ничего, закрытый проект.

Но они понимают, что делать что-то надо. Подготовлено соглашение о сотрудничестве РНЦ КИ и "MDS Nordion". Мы надеемся, что сможем совместно довести технологии до промышленного уровня. Будем двигаться в этом направлении.

Помните, я говорил о проблеме сорбции молибдена при использовании низкообогащённого урана? Это одна из возможных тем для совместной работы. В принципе, для неё не нужен реактор. Добавляете молибден в раствор и начинаете его выделять.

По сути дела, для такой работы можно взять радиофармпрепарат в шестой больнице города Москвы и растворить его в своём растворе. Всё, мы получили практически то же самое, что получается при работе реактора. Да, не будет осколков, но осколки с точки зрения химии не играют значимой роли.

Каково сейчас положение дел в мире с молибденом?

Те реакторы, которые производят молибден, работают более-менее устойчиво. Да, были и будут скандальные остановы, но с ними справляются. Есть резервы, типа "Марии" в Польше, которые можно загрузить и использовать. Не вызывает сомнений австралийский реактор - работает, как часы, многие в России были бы рады иметь такой аппарат в своём распоряжении. Также не вызывает сомнения южно-африканский реактор.

Так что, как вы сами понимаете, истории о том, что Россия выйдет завтра на рынок с "Русланом" и "Людмилой" и завалит его молибденом - это сказки Александра Сергеевича Пушкина.

Но на перспективу интерес есть. Проблемы со старением реакторов, использованием оружейного урана и так далее, остаются. Поэтому и к нашему предложению присматриваются. Я бы сказал, что к нему есть интерес в научных кругах, у руководства РНЦ КИ, и даже у коммерческих структур.

К сожалению, на всё требуется время. Допустим, мы сегодня начинаем работать. Года три уйдёт на проектирование и ещё столько же на строительство. То есть, продукцию (и доходы!) мы будем получать лет через шесть. На первые шесть лет деньги нужно брать извне. Не так уж и много, миллионов 10-20 долларов. Но их откуда-то нужно взять.

Вопрос по изотопам. Вы говорите только о производстве молибдена?

Не только. Ещё и стронция.

Хорошо, ещё и стронция. Но встречается такая точка зрения, что растворные реакторы подходят отнюдь для всех изотопов, в отличие от традиционных исследовательских реакторов.

Что такое растворный реактор? Всё производится в одной и той же зоне. С одной стороны, это хорошо, если говорить об эффективности использования урана. С другой стороны, если вам нужен молибден, то вы должны построить молибденовую петлю. Если нужен стронций, то стронциевую, если кобальт или йод - то кобальтовую или йодную. Каждому изотопу по петле.

Как вы сами понимаете, построить тысячу петель на одном реакторе невозможно физически. С мишенями в этом смысле намного проще - отвезите облучённую мишень в горячую камеру и делайте с ней, что хотите.

Поэтому сам по себе растворный реактор не заменит изотопное производство. С этой точки зрения, нам очень нравилось предложение построить растворные реакторы на площадке НИФХИ в Обнинске, рядом с реактором ВВР-ц. Получился бы комплекс, состоящий из ВВР-ц, который умеет производить всё, что угодно, и прилагающихся к нему растворных реакторов с узкой специализацией.

Заключительный вопрос. Владимир Александрович, как Вы сами считаете, почему растворное направление не развивалось у нас активно? Что его сдерживало?

Оно и в мире не развивалось. Оно сдерживалось тем, что было полно свободных мощностей. А растворных реакторов с заметной производительностью не было.

Если говорить о сегодняшнем дне, то сдерживает отсутствие демонстрации. В Австралии построили новый исследовательский реактор, он прекрасно работает, его можно показать. А что в состоянии показать мы? Старый аппарат на 20 кВт?

Мы предлагаем двухреакторный комплекс на 100 кВт. Нам задают вопрос: "Где построен ваш комплекс?". Мы вынуждены отвечать: "Нигде не построен, но мы знаем, как это сделать". Беседа, естественно, при таком раскладе не получается.

Сдерживает отсутствие экспериментальной демонстрации. Но я питаю надежду, что придёт время, и мы увидим наш комплекс в действии.

Спасибо, Владимир Александрович, за очень интересное интервью для электронного издания AtomInfo.Ru.

Интервью подготовили Игорь БАЛАКИН и Александр УВАРОВ (AtomInfo.Ru).