Затраты мировой экономики на энергетику в последние годы составляют около 10% ВВП. Это пороговые значения, которые обычно стимулируют развитие кризиса, считает академик РАН Евгений Велихов. Потребности в энергии превышают возможности энергетического комплекса. Чтобы удовлетворить спрос, ядерная энергетика должна быть международной, безопасной, основанной на серийном производстве и привлекательной для инвестиций.
Евгения Велихова, академика РАН, президента Российского научного центра «Курчатовский институт», зовут на руководство, как он сам говорит, в «критические моменты». Жизнь устроена так, что «критический момент» обязательно наступает. Видимо, поэтому академик без работы никогда не остаётся. Недавно, например, пригласили возглавить международный проект ITER, испытывавший организационные трудности. Пришёл Велихов — ситуация чудесным образом изменилась: программа выполняется, реактор строится. Сейчас, опять же по словам Евгения Велихова, мировая экономика колеблется у кризисной черты из-за энергетических проблем. О том, в чём именно они заключаются, как их преодолеть, как развиваться атомной энергетике, мы и говорили.
— Как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю ситуацию с энергопотреблением в России?
— Прежде всего, возникает вопрос: сколько нам вообще нужно энергии? Есть такая точка зрения, что мы потребляем очень много, что главное — энергосбережение и что Россия в этом отношении плохо развита. На самом деле, если вы изучите историю вопроса в мировом масштабе, то увидите, что 20 лет назад было два пика на кривой энергопотребления на одного человека: в развитых странах и в развивающихся. Потом постепенно оба показателя сравнялись. И теперь есть только один пик. В этой статистике задействованы все 6 млрд. людей. Ни кризис, ни политика, ни технические нововведения изменить тенденцию не могут.
— То есть потребление всё больше растёт?
— Конечно. Технологии сейчас доступны, производство растёт. Можно прикинуть потребность человечества в энергии на следующий год, а из неё вычислить, например, равновесную цену нефти. Мы путём такого простого арифметического анализа высчитали на текущий год, что цена на нефть должна быть порядка 80 долларов за баррель. И оказались правы. Наши оппоненты в Академии наук утверждали, что будет 20 долларов. Ошиблись в четыре раза!
— Нам нужно энергии всё больше, цена на нефть высокая. Что из этого следует?
— Затраты на энергетику имеют критическое значение. Сравним два экономических кризиса: тридцатилетней давности и текущий. В 1980‑е доля затрат на энергетику всего населения подошла к отметке в 10% от мирового ВВП. Затем цена на нефть упала, и упала доля ВВП, расходующаяся на энергетику, а к нынешнему кризису опять достигла тех же 10%. И сегодня она колеблется у этого порога.
— Что это означает?
— Если посчитать потребность в энергетике, то мы увидим, что с 2010 года мир попадает в серьёзную неприятность: возможности всех источников энергии на пределе. Вы не можете за год построить столько новых сетей и электростанций, сколько нужно, — это триллионные инвестиции. Но дело не только в финансировании — промышленность и транспортная инфраструктура не готовы. Современная энергетическая политика предполагает, что затраты на энергетику будут всегда близки к критическим. Когда система держится в опасной близости к порогу устойчивости, у неё очень сильные флуктуации: цена на нефть достигала 140 долларов, а сегодня упала до 80. Это означает, что нам предстоит прожить ближайшие годы в ожидании нового кризиса. Что его вызовет, трудно сказать: может быть, политические причины, может быть, финансовые, природные. Если система нестабильна, её чуть толкнёшь, и она рушится. Таким образом, мир находится в критическом положении, но пока слабо осознаёт ситуацию.
— За счёт чего можно резко нарастить производство энергии?
— Резко можно только революцию сделать и всё угробить.
— Но тот же Китай всё время вводит новые электростанции…
— Действительно, каждую неделю по угольной станции. Результат — экологическая катастрофа. Я не так давно был там — солнца не видно. Но если вы сравните с потребностями… Китаю нужно ввести в промышленное производство 200–300 млн. человек. Строятся новые города, развивается автомобильная промышленность, и, конечно, ресурсов не хватает. КНР — крупнейший импортёр угля, австралийские и американские поставщики начинают работать только на него, хотя знают, какой урон это наносит окружающей среде. Так что, несмотря на наличие источников, неизвестно, чем к середине века покрыть проектируемые потребности планеты в энергии.
— Может быть, как раз за счёт ядерной энергетики?
— Да. Задача во всём мире такая: порядка 25% электричества получать с помощью ядерной энергетики. Сейчас это 16%. Слава богу, что Россия сохранила технологии и специалистов, но мы их быстро теряем: возраст, люди уходят вместе со знаниями. Сейчас важно сберечь интеллектуальный багаж, и мы активно договариваемся с государствами во всех регионах о том, чтобы совместно развивать ядерную инфраструктуру. Но есть другие насущные вопросы. Во‑первых, атомная энергетика требует более серьёзных капитальных затрат, чем тепловая. Во‑вторых, политические проблемы, среди которых, прежде всего, безопасность. Приближается двадцать пятый год со дня трагедии на ЧАЭС, и нужно сказать, что и та авария, и другие привели к положительным изменениям: сформулированы требования к безопасности реакторов. Сегодня это самый безопасный источник энергии в мире, самая безопасная индустрия, где меньше всего смертей, меньше всего воздействие на экологию и на здоровье человека. Например, катастрофа на платформе Deep Water в Мексиканском заливе уже обошлась в 20 млрд. долларов — намного больше, чем чернобыльская. И по своим последствиям она, конечно, разрушительнее и будет сказываться ещё много лет и на экологии, и на здоровье людей. Но для ядерной энергетики есть другая опасность — терроризм. Так что нам нужно думать об уменьшении капитальных затрат, о безопасности станций и о борьбе с терроризмом.
— Наверное, ещё об отходах?
— Да, конечно. Но отходы ядерной энергетики минимальны.
— Почему тогда о них так много говорят?
— Потому что это стало политическим вопросом. Но важно отходы ядерной энергетики надёжно сохранить. Вот мы сейчас в Курчатовском институте с великим трудом очистили территорию от того, что просто зарывали во времена, когда делали бомбу. Тогда было «любой ценой, быстрей-быстрей». Ещё хуже получилось на Урале — взорвалась бочка с отходами на Кыштыме. Ликвидация отходов — это комплекс задач, но они посильны, не требуют больших денег. Важно, чтобы не возникло политических спекуляций и вопросы решались в контексте международного сотрудничества.
— Что нужно сделать, чтобы уменьшить капитальные затраты?
— Сейчас мы, учитывая опыт создания подводных лодок и атомных ледоколов, приступили к строительству плавучих атомных электростанций. Главная идея какая? Вы их выпускаете серийно, создаёте культуру производства. Сейчас ведь весь мир продолжает сооружать АЭС, собирая оборудование прямо на месте — площадка одновременно и завод, что экономически невыгодно и не приносит опыта. А современный способ — полная индустриальная сборка на заводе. Поскольку 80% атомных станций располагаются на берегах больших водоёмов, ПАТЭС можно просто транспортировать по воде.
— Как это возможно? Ведь станция — огромное инженерное сооружение.
— Это так кажется. Мы закончили сейчас на Северном машиностроительном предприятии платформу для добычи нефти в Печорском море. После балансировки бетоном она будет весить полмиллиона тонн, чтобы противостоять давлению ледяных полей. Вот её-то построили полностью индустриально и перевезли за две недели в Мурманск на расстояние больше тысячи километров. Дальше доставим в Печорское море, это ещё пара тысяч километров — рекорд для Гиннеса. Мы умеем серийно выпускать такие сооружения и транспортировать их. А атомная станция на порядок меньше и легче, чем платформа. При таком условии мы можем перейти к современному способу эксплуатации. Никто ведь не покупает, допустим, самолёты, а берут в лизинг. Но и это ещё не всё. Самая лучшая схема — «плати, строй, эксплуатируй». Мы можем сегодня подогнать плавучую атомную станцию в любую точку мира. И госкорпорация будет эксплуатировать, заменять топливо, а когда ПАТЭС выработает свой срок, уведёт её на место разборки и захоронения. Такие места тоже созданы: мы сейчас заканчиваем разборку и утилизацию судов советского атомного флота, выработавших свой ресурс. И любая страна сможет пользоваться продуктами и услугами нашей отрасли. Я лет пять уже пытаюсь убедить всех, что именно так нужно развиваться.
— Для такой современной индустрии, наверное, необходимы новые технологии?
— Обязательно нужно использовать 238‑й уран, так как 235‑го мало. То есть переходить на реакторы на быстрых нейтронах, чтобы замкнуть топливный цикл. Американцы остановили программу по политическим соображениям, у нас есть наработки, но пока все они опираются на технологию БН, патент на которую был получен в 1946 году.
— Давайте подведём итог: какие задачи стоят перед ядерной энергетикой?
— Не задерживаться с созданием современных «быстрых» реакторов средней мощности, запустить массовое производство реакторов средней и малой мощности и сформировать международную систему, которая будет его поддерживать. Систему, которая будет безопасной, экологически чистой и даст возможность бизнесу в неё инвестировать.
— Предполагается, что следующий шаг после ядерной энергетики — термоядерная. Вы возглавляете Совет проекта по строительству ITER. В какой стадии находится проект и чего нам ожидать в дальнейшем?
— В 2004 году множество стран подписали уникальное международное соглашение — это США, 27 европейских государств, Индия, Китай, Япония, Южная Корея и Россия. Мы рассчитывали запустить реактор в 2018 году, но, к сожалению, плохо работали европейцы, и в начале нынешнего года предложили перенести пуск на 2021 год. Однако другие партнёры поддержали точку зрения России. Меня выбрали председателем Совета ITER, и этот год потрачен на то, чтобы ужать сроки. Сейчас строительство идёт достаточно успешно, первую плазму мы должны получить в ноябре 2019 года.
— Сам переход на термоядерную энергетику как вам видится? Закроются все станций других типов?
— Нет конечно. Вот есть ядерная энергетика — от этого позакрывались угольные, газовые и гидроэлектростанции? Потребности таковы, что место найдётся всем технологиям. Сейчас важно мобилизовать их возможности. А термоядерная энергетика будет внедряться постепенно, потому что нуждается в очень серьёзных изменениях инфраструктуры. После завершения проекта ITER начнётся строительство демонстрационных реакторов. Я думаю, что наша первая станция должна быть гибридной, то есть использовать термоядерные нейтроны не только для нагрева воды, но и для получения ядерного топлива для мощной развитой атомной энергетики.
Алексей ТОРГАШЁВ