27 декабря, в пятницу, под самый Новый год, состоятся общественные слушанияexternal link, opens in a new tab. Очень важные для города общественные слушания. Может быть, самые сложные и волнительные для заказчика за все последние годы в Сосновом Бору. Тема того стоит — оценка воздействия на окружающую среду (ОВОС) от запланированного к строительству Пункта захоронения радиоактивных отходов (РАО) средней и низкой активности. Чем ближе эта дата, тем больше нездорового возбуждения и нечистых методик в пока еще чистом городе со стороны тех, кто заинтересован в создании на нашей территории этого объекта.
Городская газета «Маяк» решила обратиться к одному из независимых экспертов в области радиационной безопасности и привести его позицию без купюр — в отличие от того, как это было сделано в другом источнике. Итак, знакомьтесь: Михаил Рылов — директор межотраслевого экспертно-сертификационного, научно-технического и контрольного центра ядерной и радиационного безопасности, вице-президент российской «Зеленого креста» и член общественного совета госкорпорации «Росатом».
— Михаил Иванович, для начала задам, может быть, неожиданный и неправильный вопрос. Нужен ли вообще на территории Северо-Запада такой пункт захоронения РАО?
— В настоящее время хранение РАО на Северо-Западе производится в Мурманском и Ленинградском «Радоне» (ФГУП «РосРАО»). Мурманский выводится из эксплуатации. На территории Ленинградского много хранилищ приповерхностных. 13 из них законсервированы, ресурсы двух заканчиваются, и единственное новое временное хранилище способно еще 10–15 лет принимать отходы, если они будут поступать примерно в том же темпе, что и сейчас. Но темпы увеличатся — мы будем выводить объекты из эксплуатации, в первую очередь ЛАЭС. При этом требования к «Радонам», которые строились в 60–70-е годы, существенно ужесточаются — сегодня они недостаточно эффективны для изоляции радиоактивных материалов, несмотря на существенную модернизацию. Работы ведутся, но — как ни тюнингуй «жигуль» — все равно «мерседес» не получится. Кроме того, количество РАО растет. Появилась ядерная медицина — и вот вам отходы, разбираем АЭС — и снова отходы, выводим из эксплуатации многие объекты военно-промышленного комплекса, связанные с эксплуатацией объектов атомной энергии, — та же проблема. А еще изменился закон об обращении с РАО, и появились особо низкие отходы — опять проблема. Поэтому единственное решение проблемы изоляции РАО низкой и средней активности — это создавать пункты захоронения отходов. Нужен ли нам такой пункт на Северо-Западе? Да, нужен.
На схеме контролируемой территории вокруг ЛАЭС хорошо видны расстояния от планируемого ПЗРО: Сосновый Бор находится в диапазоне 3–10 км— Как я понимаю, в пользу выбранного заказчиком, (а это ФГУП «Национальный оператор РАО», входящий в структуру Росатома) варианта ПЗРО — важные, весомые аргументы?
— Во первых, по инициативе госкорпорации было предложено три варианта размещения пункта. К сожалению, два варианта не рассматривались так же подробно, как в итоге выбранный ПЗРО в толще глин Котлинского горизонта вендской системы, который находится на площадке Ленинградского «Радона» и будет находиться, кроме него, под НИТИ и ЛАЭС-2. Предполагаемый подземный ПЗРО представляет собой тоннель 14 м в диаметре и 1200 м в длину, на глубине 60–80 метров. Заканчивается он под приснопамятными градирнями ЛАЭС-2. Какие аргументы? Безусловно, они есть. Первое — такой пункт нужен. Второе. Если строим ПЗРО, то снижаем требования предварительной сортировки РАО. Если размещаем под землей — значит, у него снижается уязвимость. Кроме того, в этом районе у нас есть кадровые ресурсы — все-таки здесь ядерный кластер и всегда найдутся специалисты. И еще здесь решаются логистические задачи.
Предполагаемый подземный ПЗРО, который планируют разместить на площадке Ленинградского «Радона», будет находиться также под НИТИ и ЛАЭС-2 — представляет собой тоннель 14 м в диаметре и 1200 м в длину, на глубине 60–80 метров. Заканчивается он под градирнями ЛАЭС-2.— Для бизнес-проекта последние моменты — это несомненные плюсы. Есть ли минусы?
— Они начались именно тогда, когда было принято решение делать это ПЗРО именно в виде штольни, которая будет располагаться на ЛСК «Радон». Потому что, на мой взгляд, такое решение необходимо принимать не торопясь, как это делали, например, шведы или французы, у которых один из вариантов хранения отработавшего ядерного топлива, кстати, до сих пор рассматривается в провинции Шампань — а она у нас с чем-то другим увязывается, не правда ли? Но тем не менее, это так. Там есть такие белые почвы, на которых нужный виноград и растет, но они уже не годны для выращивания винограда, и там можно сделать шахты. Но они не торопясь рассматривают все варианты. Так же и в Швеции. Изначально, на протяжении многих лет, госкомпания рассматривала и изучала 8 площадок для строительства подобного объекта — прежде чем остановилась на одной, по всем позициям правильной.
У нас наш вариант рассмотрел только проектант — генеральный ВНИПИЭТ. Да, это, в общем, обсуждалось. Я присутствовал на одном таком обсуждении — ну оно в общем строилось по принципу большинства: за что большинство, за то и решили. А когда обсуждается такой вопрос, как навсегда, на века, — то тут не всегда большинство-то и право... И история это подтверждает.
— О каких же минусах идет речь, если этот пункт будет, как хотят, здесь, в этом тоннеле, в синих, как мы привыкли называть, глинах?
— Когда вопрос изучался, мне было поручено общественным советом Росатома силами нашей организации провести такое исследование — а повысится ли радиационная нагрузка и радиационные риски именно вот здесь, если будет такое хранение? С одной стороны, ответ очевиден — нет, потому что на фоне существующих мощных ядерных установок такие отходы — это мелочь. Но с другой стороны, после мощного изучения нашими специалистами литературы появились, скажем так, следствия. Первое. Верхняя часть разреза глинистой толщи характеризуется повышенной степенью разуплотнения пород. В ОВОСе (а проекта еще нет) это подробно не описано. Кроме того, в разрезе вертикальном можно выделить 3–4 зоны с различающимися параметрами и, главное, неизвестна толщина этих разуплотненных глин. Она не приведена в материалах. При этом если читать геологов — у них есть разногласия. Кроме того, там есть такая штука, как палеодолина. Это во времена палеозоя были реки и образовались долины, потом там осадочные породы образовались, а они не имеют ровную структуру, она волнистая. Так вот эти породы режут этот слой глин. Хорошо это или плохо? Ответа нет. Помимо того, там есть зоны различной степени дробления вертикального движения земной коры. Это опять же из отчета геологов, и они пишут, что это свидетельствует об унаследованности зон разрывных нарушений верхней части разреза существующих «живущих» разломов. Я не геолог, я физик — специалист по ядерной и радиационной безопасности, и для меня это значит вот что: если мы хотим захоронить отходы навсегда, а это так, значит, мы должны рассмотреть и аварию, при которой этот геологический разлом начнет жить. Кроме того, над тоннелем располагается Ломоносовский водоносный слой, а ниже — еще один водоносный слой. И вот из-за того, что вот это вот все живет, — возможен прорыв.
Может быть, это и фантазия, но эта фантазия, кстати, у нас реализовалась в 1990-х годах в Петербургском метро, когда плывун пошел в тоннель. Да, этого может не быть в ближайшие десятки лет, но мы должны помнить, что мы это делаем на-все-гда.
А еще нам нужно будет, когда захороним это все, — уплотнить глины до такого же уровня, как это было. Технология не описана. Также не определено окончательно число тоннелей, и как они часто будут расположены, не рассмотрено взаимодействие или взаимовлияние тоннелей с существующими и строящимися объектами — это НИТИ и ЛАЭС-2. По хорошему, согласовать проектанту это необходимо. А согласования этого нет, и вообще это не описано.
— Говорят, что финскую общественность очень волнует, что это ПЗРО будет расположено ниже уровня Балтийского моря. И что море принадлежит не только нам, но и всем скандинавским странам...
— Ну да, финскую общественность это волнует — правда, ну абсолютно «зеленую» общественность. Они действительно сказали ая-яй. Правда, просто ая-яй. Кстати, последний аргумент, как ни странно, очень хорошо воспринял Сергей Владиленович Кириенко — он сказал интересную фразу: когда они строили хранилище в Швеции ниже уровня Ботнического залива, они с нами это не согласовывали, но мы таким путем не пойдем. Нам нужно обязательно, чтобы проект рассмотрели сопредельные страны и высказали свое мнение.
— Проблемы обозначены. Какими же вам видятся решения?
— На мой взгляд и на взгляд коллектива, который я представляю, исходя из того, что все равно ПЗРО в регионе нужно строить, — а я всю жизнь работаю в этой ядерной области и знаю, что раньше проблемам захоронения внимания уделялось мало, а отходов накопилось много, и уж давайте на следующие-то поколения не будем эти проблемы переносить,— так вот, нужно вернуться к решению проблемы выбора площадки пункта. И дотошно, с обсуждениями сделать глубокую проработку по каждой из проблем. Это не так дорого — на фоне того, что пойдет потом в проекте. При этом условия пригодности площадок должны быть перепроверены на этапе дальнейших изучений, в том числе с привлечением зарубежных профильных организаций.
И последнее — несмотря на то, что официальная оценка ОВОСа прошла государственную экологическую экспертизу, делать полный вывод о безопасности проекта ПЗРО преждевременно,— прежде чем мы не ответим на те вопросы, которые я озвучил.
В городской библиотеке (здание администрации) находятся материалы по ОВОС, с которыми жители могут ознакомиться и оставить свои комментарии