Успех — это когда продукт ещё не производится, а международный спрос и PR уже обеспечен. ОАО «В/О «Изотоп» и ГНЦ НИИАР подписали контракт с канадской MDS Nordion, в Димитровград даже собирается с визитом Дмитрий Медведев. О молибдене‑99 и потенциале рынка изотопов рассказывают Андрей Силкин, генеральный директор «Изотопа», и Александр Бычков, генеральный директор НИИАРа.
- Кто, кроме НИИАР, мог в России реализовать проект по молибдену‑99?
Андрей Силкин: Рассматривались ПО «Маяк» и Обнинский филиал НИФХИ им. Карпова, но каждый из них мог задействовать для производства изотопа всего один реактор. Почему вообще возник мировой кризис молибдена? Устарела техническая база — в неё во всём мире на государственном уровне никто системно не инвестировал. А в НИИАРе работает шесть реакторов, три из которых уже сейчас можно использовать для проекта. Это позволит обеспечить непрерывный поток продукции даже при ежегодной плановой остановке оборудования. Кроме того, в Димитровграде сосредоточен уникальный потенциал. Учёные вынашивали идею молибденовой линии 15 лет, готовились. Мы любим пошутить, кто из нас в этом проекте мама, а кто папа. Сама концепция была настолько продуманной, что уже на начальном этапе обсуждений в госкорпорации было понятно, что из 40 проектов по ядерной медицине молибден‑99 далеко впереди по значимости и коммерческой целесообразности.
Александр Бычков: Победой можно считать принятие новой схемы работы. Ранее отдельная организация или институт могли продавать свои изотопы самостоятельно, но международный рынок — это постоянное давление. Не было возможности планомерно увеличивать цены на свою продукцию. У нас появился системный оператор — ОАО «Изотоп», который реализовывает крупные инвестиционные проекты. Мы теперь выходим на глобальный уровень сильным фронтом: впереди Росатом и «Изотоп», за ними НИИАР. Ещё в 1996 году мы начинали весьма амбициозную программу по молибдену‑99, даже создали оригинальную технологию, которая позволяет выпускать большие объёмы Мо‑99 (она пока лежит в «загашнике»). Но тогда нас на российском и мировом рынке не приняли всерьёз. Статус многое значит в деле коммерческого продвижения…
А. С .: Сейчас ситуация совсем иная. Мы ещё не выпускаем молибден, но всему мировому сообществу уже понятно, что проект состоялся. Две недели назад подписано соглашение и контракт на поставку нашего продукта крупнейшему мировому потребителю — канадской компании MDS Nordion. Совещания с партнёрами проходят еженедельно, вот и сейчас переговорная занята, обсуждают сбыт. Контракт рассчитан на 10 лет и подразумевает, что весь молибден, не востребованный российским рынком, Nordion заберёт по мировой цене, без всякого демпинга. Раньше, когда предприятия занимались продажами сами, с ними никто не церемонился, иностранные бизнесмены требовали бросовых цен. На «Изотоп» нельзя оказать такого давления, теперь у нас диалог на равных — хоть с Nordion, хоть с GE. Институты за свою продукцию получают больше денег, даже с учётом того, что «Изотоп» забирает себе процент с продаж.
— Сколько стоит проект и когда он окупится?
А. Б .: Сейчас мы делаем установку первой фазы, которая уже в декабре достигнет производительности в 900 Ки молибдена в неделю. По проекту второй очереди смонтируем ещё две такие же установки, которые разместятся в специальной пристройке, и тогда общий объём будет до 2,5 тыс. Ки в неделю. Это предположительно 20–25% рынка. На базе нашей технологии возможна наладка и третьей очереди.
А. С .: Есть стартовые средства из федерального бюджета, вон они у нас расписаны — 398 млн. рублей в год. Из них 323 млн. тратится на оборудование, ну и дальше по цепочке. Росатом осуществляет софинансирование, доводя суммарный объём инвестиций до более 1 млрд. рублей. Инвестиции окупятся за несколько лет. Но мы не просто вернём деньги, а получим глобальный бренд — российский молибден‑99. Политика Nordion была довольно агрессивной, но и мы оборону держали. В итоге договорились, что наш продукт будет бесплатно сертифицироваться на мировом рынке под нашим брендом. Превосходный результат. Проект подтолкнёт развитие ядерной медицины в России. Я врач по первому образованию и хорошо знаю, что эта технология незаменима в диагностике и лечении нескольких видов рака.
— Что ждёт рынок российских изотопов?
А. С .: Наш следующий проект ориентирован на внутренний рынок. Россия, наверное, единственная развитая страна, которая в массовом порядке не применяет гамма-стерилизацию в сельском хозяйстве. Из пяти сухогрузов с зерном у нас один сгнивает, с овощами и фруктами дело ещё хуже. Опасная статистика на фоне сотрясающих мир природных катаклизмов.
А. Б .: Гамма-стерилизация — технология не новая, ею в СССР в 70‑е годы активно занимались, работало 150 установок, сейчас осталось несколько. Продукты можно обрабатывать и ускорителем — это проще, но дороже.
А. С .: Наши коллеги из НИИАРа больше думают об исследованиях. Тут они, скорее, лирики, а мы физики. Год назад был подписан протокол между госкорпорацией «Росатом» и республикой Татарстан о научно-техническом эксперименте. Мы облучили кобальтом и цезием около 130 т ячменя, пшеницы, кукурузы и добились увеличения всхожести на 20% по сравнению с контрольными посевами. Заложили на хранение различные группы продуктов. Все результаты будем презентовать в конце октября. Скажу заранее, что эффективность гамма-стерилизации очевидна, за границей эта технология уже давно считается нормой — продукты хранятся дольше и совершенно безвредны. Для реализации проекта нам, по большому счёту, ничего не нужно, мы ведём его самостоятельно, системного финансирования нет. Но есть добрая воля государства и отрасли, полное взаимопонимание с региональной администрацией. Если понадобится, «Изотоп» готов быть инвестором. В ближайший год мы построим несколько установок по стране — есть договорённости с Татарстаном и Ульяновской областью. Хотим получить быстрый экономический и социальный эффект. Сейчас формируется разрешительная основа для этого направления.
А. Б .: «Изотоп» изменил в России модель коммерческой реализации радиоактивных изотопов. Так для НИИАРа теперь это не побочный продукт исследовательских работ, а целевое производство, настроенное на импорт, на будущее нашей медицины и продовольственную безопасность страны.
— Почему раньше никто не освоил такой перспективный рынок изотопов?
А. С .: Производство изотопов — практически ручной труд специалистов, которых в России единицы. Заключить контракт на поставки любого изотопа сложно, а суммы не очень большие. Шума много, а внушительной прибыли и быть не может.
А. Б .: У нас удивительная страна: на реакторах типа РБМК и БН‑600 можно получать тот же кобальт‑60 и для себя, и для всей планеты, но такой вариант даже не рассматривается. Кстати, мы ещё разработали технологию использования дешёвого радиоактивного европия для стерилизации продуктов и стоков. Его изотопы 152 и 154 накапливаются в стержнях управления различных реакторных установок — например, ледокольных, в реакторе БН‑600. Это сегодня радиоактивные отходы.
— Какие изотопы сейчас производятся в России?
А. Б .: Среди промышленных изотопов самые, пожалуй, важные кобальт‑60 и цезий‑137, получаемые на ПО «Маяк». В НИИАРе тоже производится кобальт‑60, но специальный — высокой удельной активности. Мы делаем и редчайшие материалы, по которым у нас нет конкурентов: селен‑75 высокой активности и калифорний‑252, самый дорогой продукт в мире и самый мощный источник нейтронов, используемых при запуске ядерных реакторов, в медицине, в промышленности и науке. Далее — никель‑63, который можно положить в основу «вечных» батареек. Один из важных видов деятельности института — изготовление мишеней из редких тяжёлых изотопов для дубнинского ОИЯИ, где их расстреливают тяжёлыми ядрами и получают новые элементы. Уникальный кюрий‑244 применяется в оборудовании спутников, отправляемых на Луну, Марс, Венеру.
А. С .: Видите капсулу? В ней мог бы лежать ключ к галактическому пространству — плутоний‑238, который производится только в России. Без него ни один космический аппарат никогда не летал и не полетит.
А. Б .: Ещё НИИАР выпускает лютеций‑72, потребление этого изотопа в медицинских целях динамично растёт во всём мире. О разнообразии продукции можно говорить долго. Например, в Институте реакторных материалов (Заречный) изготавливаются уникальные источники из цезия‑131 для лечения рака простаты. НИИАР тоже освоил такую технологию. Есть разработки так называемых альфа-эмиттеров, которые эффективно используются в кардиологии. ФЭИ им. Лейпунского — лидер этого производства, поставляет на мировой рынок небольшие партии изотопов для генераторов альфа-эмиттеров. Но спрос растёт, и надо переходить на новые промышленные методы. Возможности наших изотопов огромны. Как и перспективы развития в России радиофармокопеи, то есть изготовления не просто сырья, а медицинских форм или генераторов. Сейчас в Димитровграде формируется ядерно-инновационный кластер, который объединит науку, медицину и образование. Планируется создание регионального отделения НИЯУ МИФИ. В ближайшие месяцы начнётся подготовка инфраструктуры «кампуса», удобного для длительного пребывания специалистов — и наших, и иностранных. Думаю, что эти преобразования изменят облик атомной отрасли. Отчасти решится и проблема нехватки кадров. К примеру, если в одном месте будут производить множество разных изотопов, то малая группа специалистов и учёный смогут контролировать сразу несколько технологий, гибко переключая и объёмы, и номенклатуру. Но это уже тема для отдельного разговора.
А. С .: Главное достижение нашей совместной с НИИАР работы — взаимопонимание. Мы единомышленники — вот Александр всё может рассказать про меня, я — про него, никаких разногласий. Каждый понедельник мы устраиваем оперативку в Димитровграде и «в ручном режиме» ведём всё к тому моменту, когда первый молибден‑99 выйдет на рынок.
Оксана ПРИЛЕПИНА, для «Страны РОСАТОМ»