21–22 ноября в Москве состоялся Международный форум-диалог и выставка «АтомЭко-2017». В ходе форума наш корреспондент пообщался с руководителем центра общественных и международных связей национального оператора по работе с радиоактивными отходами (НО РАО) Никитой Медянцевым.
– Я правильно понимаю, что главное событие форума – это подписание соглашения о сотрудничестве между НО РАО и французской компанией ANDRA?
– ANDRA – это французский аналог российского оператора. Мы дружим с 2012 года, когда появился НО РАО. Тогда был подписан меморандум о намерениях между «Андрой» и «Росатомом». Так как 5-летний срок меморандума закончился в этом году, мы заключаем новое соглашение о сотрудничестве.
Они нам очень помогли за это время. На начало нашей деятельности у нас не было ни одного объекта финальной изоляции твердых РАО. А у них уже были один закрытый, два действующих и подземная исследовательская лаборатория (ПИЛ), только не в гнейсе, как в Железногорске, а в глинах. Там тоже будет построен пункт финальной изоляции РАО. Отличие в том, что у них он будет отдельно от ПИЛ, хотя и неподалеку, а у нас, если исследование подтвердит безопасность захоронения, непосредственно там же будет достраиваться инфраструктура.
За пять лет и мы далеко продвинулись: началась эксплуатация первого в России пункта финальной изоляции радиоактивных отходов в Новоуральске Свердловской области, готовится строительство его новых очередей, в разных регионах прошел целый ряд общественных слушаний, государственные и общественные экспертизы.
Мы лицензировали эксплуатацию хранилища в районе Новоуральске, сооружение подземной исследовательской лаборатории в Красноярском крае, идет проектирование пунктов финальной изоляции РАО в Томской области и Челябинской областях. В общем, нам есть что обсудить с коллегами из Франции, Швеции, Финляндии. И даже Германии.
ОТРИЦАНИЕ
– Так немцы же вроде отказались от ядерной энергетики?
– Да, они полностью отказались от развития ядерной энергетики, но проблема отходов-то осталась. Отходы же никуда не вывозятся, это собственность страны. Сейчас у них есть вариант финальной изоляции нетепловыделяющих РАО в бывшей железорудной шахте, на километровой глубине.
– Говорят же, что Россия будет принимать отходы из других стран.
– Нет, это невозможно, это уголовная ответственность для всех причастных. Вывоз и ввоз радиоактивных отходов запрещен. Причем практически во всех странах. Хотя многие государства, где нет ядерной энергетики, претендовали на то, чтобы захоранивать РАО у себя – риск минимален, а бюджетные доходы высоки. Например, Аргентина, Австралия…
– Просто столько людей, которые буквально «своими глазами видели», как радиоактивные отходы ввозятся в Россию из-за рубежа…
– Откуда идет определенная подмена понятий? Есть ОЯТ, отработанное ядерное топливо. Сборки ядерного топлива, ТВС, делаются в том числе и в России. По договорам с другими странами они поставляются за границу. После того, как они закончили работу в реакторе, их могут вернуть на переработку. После переработки Россия должна отправить РАО в ту страну, где они образовались.
– Довольно запутанная схема.
– Вообще-то все предельно просто. Полезные вещества должны использоваться, а отходы – утилизироваться и изолироваться от окружающей среды, причем в той стране, где они образовались.
Но в некотором смысле вы правы, атомная энергетика вообще штука непростая. Мало кто представляет принцип работы ядерного реактора, например. Мало кто понимает принцип создания и суть работы МОКС-топлива, даже не все физики (смеется. – Ред.)
ТОРГ
– Вот финны, скажем, не протестуют против строительства хранилища, потому что оно просто подарок для муниципалитета. Это не только рабочие места, но и новые дороги, инфраструктура, новое качество жизни. Не кажется ли вам, что и в России протестующих против хранилищ РАО было бы меньше, если бы они понимали, в чем их выгода?
– У меня встречный вопрос тогда. Как финансовые проблемы муниципалитета может решать по сути некоммерческая организация, прибыль которой не заложена в тариф на захоронение РАО? А некоммерческая она ровно по той причине, что решает экологические проблемы, связанные с изоляцией потенциально опасных отходов, то есть повышает экологическую безопасность. Существует и правовая система, корректировка которой возможна через механизмы законодательной деятельности.
– Французская Andra тоже не получает прибыли?
– Во-первых, и российский национальный оператор может получать прибыль от деятельности, не связанной с финальной изоляцией РАО. Andra же существует дольше, и коммерческие направления ее деятельности развиты сильнее. Но не они непосредственно финансируют муниципалитеты, это невозможно, да и неправильно, более того, потенциально коррупциогенно – кто определит суммы, достаточный уровень платежей? Средства муниципалитеты и во Франции, и в Финляндии, во многих других странах получают через налоговую систему. Это, кстати, неплохая тема для региональных политиков.
– Не убойная?
– Все зависит от восприятия. Есть такое понятие – радиофобия. Боязнь радиации. Она возникла, разумеется, не на пустом месте. Хиросима, Нагасаки и Чернобыль у всех на слуху.
– И Фукусима.
– И Фукусима. Человечество переживало техногенные аварии намного страшнее, и они не были связаны с ядерной энергетикой. За неделю в автомобильных катастрофах погибает больше людей, чем за всю историю человечества от радиации. Но мы же не боимся автомобилей. Я думаю, что атомная энергетика кажется более опасной, чем другие факторы риска, только людям принципиально неосведомленным. Но здесь лишь одно средство – образование.
ПРИНЯТИЕ
– Раз уж мы заговорили об опасности – какие вообще, если кратко, бывают отходы, и какие из них планируется финализировать, скажем красиво, в Железногорске?
– Вообще по степени опасности РАО делятся на шесть классов. РАО первого и второго классов – самые опасные, но их меньше всего по количеству. Это высокоактивные отходы и среднеактивные с длительным периодом полураспада – от нескольких сотен лет до миллионов. Они будут размещены там, где будет доказана долговременная безопасность.
В Красноярском крае решение о наличии или отсутствии возможности изоляции таких РАО в Нижнеканском скальном массиве может быть принято не ранее 30-го года по итогам работы подземной исследовательской лаборатории (ПИЛ), которая начнет строиться предстоящей зимой. Положительное решение может быть принято в случае, если проведенные в этом месте многолетние исследования подтвердят итоги 20 лет поиска площадки. Кстати, исследования будут проводиться ни много ни мало по 150 направлениям.
Третий-четвертый классы РАО – это одежда и оборудование, строительный мусор: загрязненные радионуклидами медицинские перчатки, старые приборы, ветошь и так далее. Их можно изолировать в приповерхностных хранилищах, то есть сооружениях на уровне земли или до ста метров глубиной от уровня земли. Один такой пункт открылся в прошлом году в Новоуральске. Достраивался нами, но проект был готов еще до создания НО РАО.
По двум другим объектам – вблизи Озерска и Северска – в настоящее время заканчивается проектирование.
Ну и пятый-шестой классы – это жидкие РАО и отвалы горнорудной промышленности.
– Есть мнение, что атомная энергетика, если смотреть вдолгую, убыточна. Потому что если учитывать все расходы…
– Ей нет альтернативы в данный момент. Рассматривать солнечные батареи или ветряную энергетику в нашей стране проблематично. Ветряная энергетика хорошо развита во Франции, климат позволяет, но там, тем не менее, 53 действующих реактора.
Нефть рано или поздно кончится, уголь кончится, атом практически неисчерпаем. Я уже не говорю о том, что нефть и уголь – это колоссальный источник экологических проблем, а атомная энергетика экологична по определению. Единственный ступор для ее развития – это проблема надежной изоляции отходов. Вот ее мы и решаем.
– А где все это находится сейчас?
– На данный момент практически все отходы находятся на поверхности. Во временных хранилищах, которые рассчитаны на 30 лет. Потом этот срок продлевается, при возможности модернизации – до 70 лет. Но это максимум. Строительные конструкции изнашиваются, другие инженерные барьеры тоже не вечны. Проблему нужно решать, а не оставлять на усмотрение следующего поколения.
– А сколько отходов в России накоплено на данный момент?
– Около 500 млн кубометров.
– Однако.
– В основном это наследие ядерных программ советского времени, что характерно. Возможно, если бы в СССР поступали так же, как во Франции и США в пятидесятых годах, где отходы просто сливали в море, сейчас у нас было бы меньше.
– Не знал! Но должны же были быть какие-то последствия? Я вот и про Чернобыль не пойму. Страшная авария, но всего сорок лет прошло, и там все колосится, появились животные, которых раньше не было. Есть ощущение, что, поселись там люди, у них все было бы не хуже, чем у животных.
– Радиация вообще природное явление, на 85 процентов радиационный фон обусловлен природными факторами. Где-то на 14 – современной медициной. Все остальные причины вместе взятые, в том числе в местах расположения атомных объектов, не дают больше процента.
Картошка, например, радиоактивна, если сравнивать с другими продуктами, бананы, например, очень радиоактивны. А если с гранитом – не очень. Бетон радиоактивен, в подвальных помещениях домов и на первых этажах, к примеру, накапливается выходящий из земли радиоактивный природный газ радон. Радиоактивность – такая же часть нашей жизни, как солнечный свет, воздух или вода.
Но все дело, разумеется, в дозе. Поэтому мы не можем не решать проблему изоляции РАО на максимально долгий срок, сравнимый с периодом их опасности для окружающей среды и человека.
– Вот представьте. Война. Все погибли в каком-то городке. Потом приходят новые люди, спустя столетия, видят странные бочки, открывают их…
– Во-первых, достаточно проблематично случайно наткнуться на бочки, вернее, на контейнеры с РАО, хранящиеся на километровой глубине. Вот если их туда не убирать, то такое произойдет обязательно.
Во-вторых, проблема передачи знаний о РАО – одна из ключевых в нашей деятельности. В той же Франции есть комитет по сохранению и передаче информации. Туда входят ученые, писатели, художники. Они решают, как оставить напоминание, какой образ создать, как передать информацию через столетия. Учитывая, например, что срок годности «вечной» бумаги – 300 лет. Всего.
– Про флешки можно даже не спрашивать, видимо…
– И эту проблему можно так или иначе решить. Важно понять, что это процесс, растянутый даже не на тысячелетия – а практически на все время существования человечества. Хотя мы понятия не имеем, что будет даже через 500 лет.
Сто пятьдесят лет человечество разрабатывает месторождения металлов, и только недавно придуманы технологии, как получать металлы из уже разработанных месторождений, причем эти технологии более эффективны, чем первоначальная добыча.
Вполне допускаю мысль, что в скором времени человечество придумает способ использовать радиацию безотходным способом, а то, что мы сейчас считаем РАО, станет источником ценных веществ. Но просто сидеть и ждать этого было бы неразумно.