Никола Николаевич Пономарёв-Степной возглавлял знаменитый «Сектор 6», летал на самолете с реактором, разрабатывал ядерные установки для космоса и высокотемпературные реакторы для производства водорода, а сейчас последовательно продвигает идею развития атомно-водородной энергетики. 3 декабря исполнилось 95 лет Николаю Пономареву-Степному, который не раз становился героем наших публикаций.
Будущий атомщик родился в городе Пугачеве Саратовской области. Родители были артистами, от этой профессии и пошла двойная фамилия, рассказывал Николай Пономарев-Степной в интервью «СР»: «Когда отец решил стать артистом, он поехал в Саратов, там гастролировал театр Корша — первый в России частный театр. Пришел и заявил: «Хочу к вам в труппу». Удивительно, но его взяли. Сказали: «Как раз нет героя-любовника. Как фамилия? Знаешь, у нас в афише один Пономарев уже есть. А ты родом откуда? Из саратовских степей? Ну, будешь Пономаревым-Степным».
Окончив школу, Николай отправился в Москву, ехать пришлось на крыше поезда: билета не хватило. Знакомых в городе не было, поэтому требовался институт с общежитием и стипендией. Подвернулся Московский энергетический институт. Отучившись на физико-энергетическом факультете, Пономарев-Степной попал по распределению в Институт атомной энергии — будущий Курчатовский.
«Тогда все решали за нас, — вспоминал он. — Меня распределили в п/я 3393, Курчатовский институт. В 1951 году я начал работать. Попал в шестой сектор. Если помните фильм «Девять дней одного года», там есть сцена, которую снимали в Курчатовском институте. Смоктуновский с Баталовым беседуют в лаборатории, раздается грохот, они переглядываются, и кто-то говорит: «Опять в шестом секторе взрывают». Им руководил Владимир Меркин — очень интересный человек. Был главным технологом первого промышленного реактора. Шестой сектор первоначально ориентировался на разработку атомной бомбы, в нем тогда числился и Юлий Харитон. Когда образовали Арзамас‑16, бомбовая часть ушла туда… Я пришел в институт, когда первый промышленный реактор уже был запущен. Нам, вчерашним студентам, предложили выбрать тему, и мы решили разработать проекты самолетов с ядерным реактором. Я взял проект с прямоточным воздушно-реактивным двигателем. Информации, конечно, не было никакой, но образование позволяло понять, что примерно делать».
Вот история из того периода от директора отделения ядерных реакторов Курчатовского института Николай Кухаркин:
«Из-за режима секретности мы не знали, кто какой тематикой занимается. Но Пономарев-Степной, окончивший институт раньше меня, по старой дружбе поделился со мной кое-какой информацией. Часть сотрудников занималась промышленными реакторами, часть — атомными лодками. Я спросил: «А ты?» — «А я — самолетом». — «Тогда бери меня к себе». Вот так я и включился в работу. К этому времени группа, в которой был Пономарев-Степной, уже сделала ряд дипломных проектов, где была показана возможность создания самолетов и особенно крылатых ракет. В 1952 году четыре диплома по разным типам самолетов сделали Пономарев-Степной, Савушкин, Виноходов, Осмачкин. На основании всей этой работы был подготовлен итоговый отчет, с которым вышли на руководство».
В конце 1950‑х годов реактор разместили в бомбовом отсеке Ту‑95, вокруг расставили детекторы. Реактор нужно было просто поднять в воздух, чтобы проверить вопросы, связанные с распространением излучения. «Собрали команду испытателей, в которую вошел и я, — рассказывал в интервью Пономарев-Степной. — Так что я летал на самолете с атомным реактором. Многие не верят. Но вообще я считаю решение отказаться от самолета с ядерным движком правильным. Как «последний выстрел» использование такого самолета еще возможно. Но в роли постоянного компонента авиации — нет. Существует опасность аварии, падения самолета. И я не вижу технической возможности обеспечить герметизацию радиоактивности в таком случае».
В 1960‑е годы Николай Пономарев-Степной переключился на создание ракет с ядерным реактором. Был сконструирован двигатель с высокотемпературным реактором, который нагревал водород до 3 тыс.°C. Но по разным причинам направление не получило серьезного развития — решили, что задачу доставки атомных бомб лучше всего решат подлодки.
Эти разработки пригодились для космоса. Когда задумались об освоении Солнечной системы, вернулись к ракетам с ядерным двигателем. Начали прорабатывать разные космические маршруты. Американцы первыми высадились на Луну. «А мы хотели на Марс, — вспоминает ученый. — 28 июля 2018 года я сделал снимок — вот он висит на стене (в кабинете в «Росэнергоатоме»; Николай Пономарев-Степной работает научным консультантам гендиректора концерна). Это полное затмение Луны и великое противостояние Марса — когда он находится ближе всего к Земле. Для меня это знаковая фотография. В начале 1980‑х мы планировали именно к 2018 году совершить экспедицию на Марс. С людьми. Технически это можно было сделать, используя ракетные двигатели, о которых я рассказал, и космические аппараты, которыми мы тоже занимались. Но увы, пока я ограничился только фотографией Марса. Помешала перестройка, чернобыльская авария, развал СССР, сумятица 1990‑х, изменение структуры атомной отрасли. Следующее великое противостояние Марса будет в 2035 году».
Теперь Николай Пономарев-Степной последовательно продвигает идею атомно-водородной энергетики и считает, что это одно из самых перспективных на сегодня направлений, а его масштабы когда-нибудь будут сопоставимы с ядерной электроэнергетикой.
«Я думаю, что водород должен стать новым ключевым продуктом «Росатома», — говорит Николай Пономарев-Степной. — Водород и его производные — востребованный товар для внутреннего и зарубежного рынков. Создание продуктовой линейки водорода должно базироваться на разработанных в России ядерных технологиях нового поколения, к примеру с использованием высокотемпературного газоохлаждаемого реактора. На основе накопленного в стране опыта надо разработать и построить атомный химико-технологический кластер по переработке природного газа в водород с использованием модульных высокотемпературных гелиевых реакторов».
Николай Пономарев-Степной принадлежит когорте ученых, заложивших ключевые направления развития атомной энергетики. Вот как отзывается о нем Юрий Драгунов, в недавнем прошлом директор, а сейчас научный руководитель космических ядерных установок Научно-исследовательского и конструкторского института энерготехники:
«На меня особое впечатление производит способность Николая Николаевича быть не на шаг, а на век впереди. Благодарен ему за идеи при разработке космического мегаваттника, за роль в создании усовершенствованного топлива для установок различного типа, за умение смотреть в корень любой проблемы и находить пути решения. Желаю, чтобы вдохновение и удача всегда были на его жизненном пути!»
