Сорок лет Кольский полуостров был настоящей страшилкой для иностранцев. Здесь складировалось ядерное наследие «холодной войны», причем самым разгильдяйским образом. Почти не охраняемые кучи с 6 тыс. тонн «фонящего» мусора, полуразрушенные хранилища с отработавшим ядерным топливом (ОЯТ) — так еще десяток лет назад выглядела губа Андреева, где находился главный пункт складирования радиоактивных отходов ВМФ России. Что происходит на Кольском полуострове сейчас, узнала корреспондент «МК».
В полусотне километров от норвежской границы, на берегу Баренцева моря расположился небольшой городок Заозерск. Здесь не понаслышке знают, что такое запретная зона. С 50-х годов всего в десятке километров — в губе Андреева выросла свалка радиоактивных отходов ВМФ России.
Рядом с фонящим мусором запросто бродили грибники из числа местных жителей — охранялся стратегический объект из рук вон плохо. Опасный объект был настоящей «бомбой» замедленного действия. Так, экс-хранилище ОЯТ стояло на пути ручья, стекавшего с окрестных сопок в акваторию. У российских властей до решения проблемы не доходили руки, да и денег не было, так что русло ручья было изменено на деньги соседей-норвежцев.
Почему советские и российские власти так безрассудно относились к опасному наследию «холодной войны»? Местные жители отвечают просто: такой подход у нас был буквально ко всему! Да и вообще, «Россия — страна мусора». В 90-е денег не хватало даже на зарплаты, которые платились раз в полгода, какая уж тут забота о каких-то отходах!
Более десяти лет назад чиновники опомнились: губу Андреева принял под свое крыло Росатом, а конкретнее — его подразделение «СевРАО». Теперь он и разгребает то, что оставили советские военные.
«Когда мы сюда пришли, радиоактивные отходы валялись по всей территории, как дрова, — рассказывает директор «СевРАО» Валентин Пантелеев. — Например, одна из куч располагалась вблизи административного здания. А вокруг ходили люди! Всего, таким образом, было загрязнено 40% территории. В общей сложности — шесть свалок на 6 тыс. тонн мусора».
Подъезжая к Андреевской губе, натыкаемся на колючую проволку с «активной» защитой — по всему периметру установлены датчики движения, видеокамеры. Охрана объекта — первое, чем занялся Пантелеев. И не потому, что радиоактивные «сокровища» кто-то утащит. Дело все в теоретической (подчеркиваю это, дабы никого не запугать) возможности теракта.
Несмотря на секретность, иностранцы здесь — частые гости. И неспроста: Норвегия, Великобритания, Швеция, Германия и даже почему-то далекая Италия вложили миллионы в разгребание нашего радиоактивного мусора. Конкретнее — дают половину денег, необходимых для решения проблемы под названием «губа Андреева».
— Раньше совесть мучила, что клянчим деньги у иностранцев. А теперь — нет. Ведь именно они нам навязали «холодную войну»,
— говорит глава «СевРАО».
Невидимые пули
На бытовом корпусе, куда меня ведут переодеваться в спецодежду, красуется флаг Норвегии. Она скинулась на соседскую беду первой — в 2001 году.
«Теперь есть где согреться, если дорогу до «Андреевой» занесет на пару дней»,
— радуются местные сотрудники.
Мне выдают «обновки» — в частности, смешную шапку-ушанку и огромную, на мужской размер, куртку. В спецодежду на губе Андреева переодеваются все, объясняют провожатые, — вплоть до министров. В конце концов, ведь и объект специализируется на радиационных загрязнениях. Впрочем, лицо, к моему ужасу, не защищает ничто: стереотипы и фобии в нас не изжить.
На по-настоящему «фонящие» объекты посторонних, однако, не пускают. И все же около хранилища ОЯТ «ловим» на выданные дозиметры повышенный фон — 3 с лишним микрозиверт/час. Это еще мало, часто бывает более пяти. Тем не менее фон в разы выше природного, который составляет 0,25 мкЗв/ч., а в горах доходит до 0,6.
«Не бойтесь, это как на самолете часа четыре пролететь или пройти флюорографию»,
— успокаивает начальство «Андреевой».
Как бы то ни было, местные сотрудники подвергаются этой непрерывной «флюорографии» весь рабочий день. Если обычному человеку разрешено «словить» 1000 мкЗв в год, то для профессионала предельная доза умножается на 20. Хотя это, естественно, тоже ниже предельно допустимой нормы, Валентин Пантелеев замечает:
— Здешняя работа не отличается от боевой службы. Разве что пули — невидимые.
Неслучайно на губе Андреева — дефицит людей. Соглашаются работать в соседстве с повышенным радиационным фоном те, кто лишен обывательских страхов, знает, что называется, предмет и умеет не подвергать себя риску лишний раз. Например, военные пенсионеры. Конкретнее — те, кто уже имел дело с радиацией, работая на подлодках. Один из них — начальник участка радиационного контроля Александр Косников — в ответ на мои расспросы с пристрастием лишь пожимает плечами:
«Не боюсь, потому что практически все о радиации знаю. Да и идти работать больше здесь некуда».
А тут зарплату предлагают неплохую — более 40 тысяч.
Позже узнала, что «боевые» условия — это не для красного словца. Не так давно сотрудники «СевРАО» получили в Кремле 17 госнаград — за выгрузку в 2009 году отработанного топлива из аварийного отсека старой подлодки. Некоторые из них «словили» годовую дозу за один только этот раз.
На губе Андреева «за раз» не разберешься — работы хватит еще лет на 10–15. Надо построить цеха для упаковки опасного мусора — только после этого он «переедет» с губы Андреева навсегда и здесь будет «зеленая лужайка».
Новая жизнь для подлодок
Но повышенный фон не покинет Кольский полуостров даже тогда. Десятки лет на другом объекте «СевРАО» — в Сайда-губе — будет храниться то, что осталось от уже отслужившего свой век атомного военного флота. Отсеки подлодок, отработавшее топливо — все это годами ждало очереди на утилизацию. Как и в случае с мусором губы Андреева — тогда было проще бросить и забыть.
В акватории Кольского полуострова ржавеют 155 атомных подлодок. Вид хранения «на плаву», очевидно, не выход: коррозия медленно, но верно делает свое дело, давая дорогу радиации. Если бы не подоспел Росатом, последствия было бы сложно оценить...
Стройка началась в Сайда-губе в 2004 году — ее на немецкие средства ведет атомная госкорпорация. Сегодня сорок огромных бочек чинными рядами уже выстроились на бетонированной площадке, напоминая нефтебазу. Это — хранилища первых реакторных отсеков отживших свой век атомных субмарин, созданные по самым современным технологиям длительного хранения. Никакой разрушительной коррозии — за это отвечает специальное покрытие и стальная толщина бочек. Не случайно и фон на Сайде не превышает природного.
— Это не кладбище, а жизнь на новом уровне, — объясняет директор объекта Вазген Амбарцумян. Вернее, подготовка к ней — через 60–70 лет тонны драгоценного металла «освободятся» от радиации и будут пущены в переработку. Возможно, пойдут на новые подводные лодки.
И Амбарцумян, и начальник «СевРАО» Пантелеев сами ходили на подлодках, которым теперь дают новую жизнь.
Своей очереди на утилизацию в водах Кольского полуострова тем временем поджидают еще десятки плавсредств, которые когда-то были нашей гордостью. Или горем. На одном из причалов тихо ржавеет подлодка «Курск». Придет и ее черед на «новую жизнь».