В феврале 2014 года исполнилось 80 лет со дня рождения академика Михайлова, но, к величайшему сожалению, уже третий год Виктора Никитовича с нами нет. О его заслугах, его вкладе в деятельность ЯОК МСМ СССР и Минатома РФ можно писать и писать, однако лучше, пожалуй, просто сказать слово о человеке, который оставил яркий след не только в истории отечественной атомной отрасли, но и в моей душе.
Впервые я, сотрудник ядерного Арзамаса-16, оказался в просторном кабинете Виктора Михайлова – еще заместителя министра атомной энергетики и промышленности СССР по ядерно-оружейному комплексу – летом 1991 года. Оружейников-ядерщиков тогда называли слепыми ястребами, а Михайлов в ответ публично заявил: «Да, я – ястреб» – и позднее так же назвал свою книгу. Но это было заявление не апологета войн, а позиция бойца и при этом – убежденного сторонника мира. В 2003 году, после нашего возвращения из Китая, где специально для него китайцы устроили полет на Тибет, он сказал мне: «В синих глазенках тибетских детишек я увидел тайну мира». На мир, где ядерное оружие России исключает войну, он и работал.
Когда мы познакомились, ему исполнилось 57 лет, и он был полон сил и энергии. Голос уверенный, но без барства, манеры тоже уверенные, но тоже без барства. Мы говорили более получаса о роли и значении ядерного оружия для обеспечения стабильного мира и остановились на том, что, когда он будет в Сарове, обсудим более конкретно, как отстаивать здравый смысл в подходах к проблеме ЯО.
ЯДЕРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН
Наступали времена, когда ранее «закрытым» оружейникам надо было вести бои на информационно-аналитическом поле, заниматься идейной защитой ядерной оружейной работы, и Михайлов, что называется, с пол-оборота все это поддержал. В частности, тогда всерьез прорабатывалась сложно выношенная идея о проведении в Арзамасе-16 на базе Всесоюзного НИИ экспериментальной физики Саровского коллоквиума по вопросам международного сотрудничества и глобальной стабильности. Мыслился такой коллоквиум как своего рода альтернатива Пагуошскому движению, все более проамериканскому и неконструктивному.
Задумывался проект совместно с журналом МИД СССР «Международная жизнь», уже готовились предварительные материалы, даже был написан проект приглашения в Саров Маргарет Тэтчер, которая имела репутацию сторонницы ядерных вооружений. Однако наступил недоброй памяти август 1991 года. Михайлов считал, что в условиях надвигающегося развала державы значение ядерного фактора как фактора стабилизации лишь усиливается, но лавина нахлынувших подлых событий проект похоронила.
Эта лавина сметала в 1992 году не то что отдельные идеи – рушились целые отрасли. В СССР существовала могучая «девятка» оборонных министерств. Это научно-техническое содружество определяло не только военные, но и вообще пионерские возможности Советской России во многих отраслях знания и экономики. Умело использованный потенциал «девятки» мог дать стране многое, однако в 1992 году ни в одном из министерств не нашлось ни одного весомого и активного защитника интересов родных отраслей, каждая из которых была связана с интересами государства и общества. Исключение составило лишь Министерство атомной энергетики и промышленности (МАЭП) – у МАЭП был Михайлов!
Момент возникал критический – на кону стоял ядерный статус России, а он обеспечивал сохранение российского цивилизационного начала в мировой культуре. Утрата атомной отрасли была чревата утратой той России, которую мы имели. И тогда «профессор М.» – как его на рубеже 80-х и 90-х годов стали именовать газеты, не сглаживая углов и выражений, заявил на совещании у Ельцина, что атомная отрасль – не собственность Ельцина или Михайлова, а общее достояние народов России и результат напряженных усилий нескольких поколений российских атомщиков. Без единой атомной отрасли нет и России. Даже на пике развала эту позицию оказалось невозможно игнорировать, и 2 марта 1992 года был подписан указ об образовании Министерства Российской Федерации по атомной энергии с назначением министром Виктора Михайлова.
Так крупный физик-оружейник стал первым российским «атомным» министром. В его жизни уже было много волнующих и значительных успехов – удачных зарядов и методик измерений, удачных полигонных опытов и управленческих решений. Но поведение Виктора Никитовича на том историческом этапе жизни России – это, безусловно, его «звездная минута», которая становится итогом всей предыдущей жизни и потом освещает всю последующую жизнь.
На посту министра он привлекал не только профессионализмом, решительностью, быстрой реакцией, открытой позицией, но и непоказным демократизмом, хотя отнюдь не был прост и себе на уме быть мог и бывал.
ЧЕЛОВЕК ГОСУДАРСТВЕННОГО МАСШТАБА
Виктор Никитович, вне сомнений, оказался последней подлинно яркой фигурой в отечественной атомной отрасли. Не буду кривить душой и скажу, что и он не всегда и не во всем выдержал марку до конца. Однако достойное место в истории – и не только в истории крупнейшей отрасли, но и в истории России – Михайлов себе обеспечил: он сохранил советское атомное министерство (легендарный Средмаш) в виде уже Минатома России.
Ядерные вооружения России – результат деятельности всей отрасли, а не только той ее части, которая называется ядерным оружейным комплексом. Атомная отрасль создавалась как единый организм, развивалась комплексно и нужна России именно как кооперация, в которой все взаимно переплетено – фундаментальные исследования и проблемы безопасной энергетики, оружейные проблемы и добыча исходного уранового сырья, боевая и мирная электроника и производство специальных материалов.
Именно целостность отрасли защищал Михайлов. При этом системным стержнем отрасли являлся ЯОК, а высшим конечным «продуктом» ЯОК – современный, высокотехнологичный и высокобезопасный ядерный боеприпас (ЯБП). ЯБП – это та начальная ступенька длинной лестницы, по которой Россия восходит на вершину эффективной оборонной мощи. То есть такой мощи, которая обеспечивает нам внешний мир и уверенность в его сохранении при любом развитии событий в мире. Вот в чем была суть дела и жизни академика Михайлова, его соратников и коллег.
А начинал он в 1958 году там, где начинали и все выдающиеся оружейники первого призыва, то есть в КБ-11, в закрытом «Арзамасе-16». Родившийся на древней русской земле, сын солдата Великой Отечественной, погибшего на фронте в 1943 году, он оказался в центре разработки самого главного оружия России – ядерного. Еще учась в МИФИ, Виктор Михайлов сдал теоретический «Ландау-минимум» самому академику Льву Ландау, а отобрал его на «Объект» – единственного из выпуска того года – академик Яков Зельдович. Дипломную работу Михайлова принимала на «Объекте» комиссия, членами которой были два действующих академика, физики Андрей Сахаров и Яков Зельдович, и один будущий академик и будущий генерал-лейтенант, главный конструктор ядерных зарядов Евгений Негин. На трех членов комиссии было семь «Золотых Звезд» Героев Социалистического Труда. Михайлов свою «Золотую Звезду» получить не успел, но путь его вполне можно назвать тоже звездным.
В 1990 году ситуация в ядерном оружейном комплексе складывалась тревожно, и научный руководитель «Арзамаса-16» – Всесоюзного НИИ экспериментальной физики – Юлий Харитон направил письмо президенту СССР Горбачеву, начинающееся так: «Глубокое беспокойство за судьбу и состояние ядерно-оружейного комплекса нашего государства заставило меня обратиться к Вам...».
Академик Харитон писал о положении оружейных центров, о возникающих кадровых проблемах, о безопасности оружия и о необходимости возобновления полигонных ядерных испытаний, которые «являются ключевым этапом в подтверждении его (ядерного оружия. – С.Б.) технических характеристик: боевой эффективности, надежности и безопасности».
Харитон обращался с просьбой о личной встрече (так Горбачевым и не проведенной), и заканчивал письмо следующими словами: «Изложенный материал отражает не просто мои мысли, но и сумму их обсуждений с научным руководством институтов (члены-корреспонденты Академии наук тт. Трутнев Ю.А. и Аврорин Е.Н.) и единственным человеком в нашем Министерстве, понимающим проблему в целом, – нашим бывшим научным сотрудником, теперь заместителем министра т. Михайловым В.Н.»
Оценка мэтра и Учителя более чем лестная.
Работая в Сарове и затем в Москве, Михайлов много сделал для решения проблемы физических измерений в ходе полигонных испытаний. Полигонная работа была, если можно так сказать, страстью Михайлова, он отдал ей много сил и таланта. Да, ядерное оружие России – это не оружие войны, а средство исключения внешней войны. Однако это – не только военно-политическое средство, но и вполне конкретная номенклатура реально функционирующих военно-технических систем. Ядерный же боеприпас и его боевая основа – термоядерный или ядерный заряд, это тот «золотник», который в составе носителя мал, да дорог. Всесторонняя и полноценная аттестация заряда в натурных полигонных испытаниях всегда волновала Михайлова.
ЕСЛИ ЕСТЬ МЕЧ, ДОЛЖЕН БЫТЬ И ЩИТ
Михайлов нередко напоминал коллегам китайскую поговорку: «Есть меч, есть и щит. Есть щит – есть и меч». Точная сама по себе, особенно применительно к теме ядерных вооружений, эта сентенция еще и отражала увлечение, если можно так сказать, Михайлова Китаем. Там его хорошо знали, он был награжден высшим орденом КНР, но Виктор Никитович вел себя всегда достойно и в принципиальных вопросах, и в мелочах. Помню, как он, не стесняясь, сделал публичный выговор одному из китайских участников очередного российско-китайского семинара по вопросам стратегической стабильности за то, что тот представил презентацию доклада на английском языке. «Вы приехали в Россию и должны это помнить! На будущее будем просто снимать такие доклады», – заявил Виктор Никитович.
У него было, конечно, много недоброжелателей, да и врагов тоже. В 1996 году ему устроили конфликт с Жириновским: лидера ЛДПР, вначале «оформленного» в закрытый Саров, где он должен был выступать, в последний момент затормозили перед КПП и «за колючку» не пустили. Жириновский громогласно заявил, что он-де этого не потерпит и Михайлова снимут. В те дни у меня случился разговор с одним из руководителей фракции ЛДПР в Государственной Думе, и он спросил:
– Что, Михайлов так нужен?
– Если вы хотите, чтобы атомная отрасль рухнула, валите Михайлова, – ответил я.
– Да, нам все так говорят, и мы это учтем…
Конечно, не мое скромное заступничество сыграло тогда свою роль в том, что «накат» со стороны ЛДПР на министра прекратился, и вспоминаю этот случай потому, что было приятно слышать от человека со стороны, что за Михайлова встает горой много весомых людей.
Но в 1998 году ему все же пришлось уйти – очень уж он выпирал из общего ряда своей неуступчивостью как в личном поведении, так и в государственной позиции. Его преемники «планку» опускали все ниже и ниже: вначале был утрачен статус министерства, а потом и вовсе Росатом передали без особых протестов в отрасли в ведение Минэкономики. И тут вновь проявился характер Михайлова – он стал одним из решающих факторов восстановления независимости Росатома, тем более что он сохранил пост научного руководителя РФЯЦ-ВНИИЭФ и председателя оружейного НТС Росатома. Действовал он и в направлении восстановления штаба отрасли в виде двуединого министерства с двумя федеральными агентствами – «оружейным» и «мирным». Но обстоятельства складывались не в его пользу, не в пользу государственного интереса.
Личный его авторитет оставался, впрочем, высоким. Еще в рамках МАЭ РФ он, будучи какое-то время первым заместителем министра, положил начало Институту стратегической стабильности (ИСС) – компактной, но сильной аналитической организации Росатома. ИСС сразу стал центром притяжения для государственно мыслящих военно-политических кругов.
ИСС тоже был не всем удобен, и кое у кого возникли мысли о сворачивании его деятельности, но опять выручила способность Михайлова ставить вопрос ребром. Он заявил, что ИСС был образован указом президента РФ, а значит, и упразднять его или понижать статус тоже должен президент. Довод сработал…
Михайлов умер – как жил. В субботу 25 июня 2011 года поднялся на крыльцо подмосковной дачи и тут же упал. После его смерти выяснилось, что он завещал развеять свой прах над Волгой. Так и поступили.
В своей среде Виктора Никитовича и сейчас вспоминают часто – это удел любой крупной личности после ее окончательного ухода. Он был известен и в мире, и в России. Одно время эксперты включали его в первую сотню наиболее влиятельных российских политиков, но самого Виктора Никитовича интересовал лишь один вид политики – взвешенной, отвечающей интересам России государственной и технической политики в сфере ядерных вооружений.
Только на эту политику он и работал, тем он и славен. Могут показаться штампом слова «лучшим памятником ему стал ядерный арсенал России», но ведь это так и есть. И можно ли сказать лучше и весомее?
Сергей Брезкун