11 июня научному руководителю НПП «Доза» Юрию Николаевичу Мартынюку исполнилось 60 лет. Бессменный руководитель команды разработчиков на протяжении 30 лет, кандидат физико-математических наук, лауреат Премии правительства Российской Федерации 2021 года в области науки и техники, Юрий Николаевич стоял у истоков создания и развития собственной научной базы предприятия. Под его руководством было разработано и выпущено более 150 приборов и установок. О своей работе и новом творческом увлечении Юрий Николаевич рассказал Научно-деловому порталу «Атомная энергия 2.0».
— Юрий Николаевич, юбилей – это знаковая дата в жизни каждого человека, когда хочется подвести итоги и оглянуться назад, на пройденный путь. Расскажите, пожалуйста, как в НПП «Доза» развивалось направление разработок приборов радиационного контроля? С чего все началось?
— Предприятие «Доза» образовалось в 1991 году. Я пришел на работу в 1994, но знаю, как все происходило. Основателями «Дозы» стали несколько научных сотрудников из ВНИИФТРИ, которые в области разработки приборов радиационного контроля не имели особого опыта, но были хорошими организаторами и идейными вдохновителями. Сначала «Доза» была малым предприятием, которое тесно сотрудничало с двумя лабораториями ВНИИФТРИ, занимающимися спектрометрией. Одной руководил Алексей Павлович Ермилов, другой – Владимир Николаевич Даниленко. Они пришли в «Дозу» с предложением: «Давайте мы будем делать для вас спектрометры, а вы их будете продавать и выплачивать нам определенное вознаграждение. Эти две лаборатории имели свое ноу-хау и конкурировали друг с другом – делали гамма- и бета-спектрометры, которые после аварии на ЧАЭС были нужны в огромных количествах. А «Доза» на тот момент занималась закупкой комплектующих для спектрометров и перепродажами – собственное производство, а тем более разработки оставались недостижимой мечтой, да и сотрудников было не больше десятка.
Но продажей приборов дело не ограничилось. Их надо было ремонтировать, а производители не были в этом заинтересованы. Нашей компании потребовались специалисты для ремонта проданных приборов. И в 1994 вместе со мной на работу пришел хороший специалист Николай Григорьевич Рыжков. С ремонта чужих приборов все и началось.
— Первая разработка, в которой Вы приняли участие? Чем она запомнилась?
— Как спектрометрист из Курчатовского, я был в шоке, когда пришел. Приборы делались на коленке, непонятно как. Руководители «Дозы» очень быстро поняли, что надо иметь что-то свое, потому что лаборатории диктовали свои цены на программы и работы, а нам нечего было возразить. Очень шаткое, неустойчивое положение. На момент моего прихода в компанию «Доза» делала передвижную лабораторию, в которую ставили спектрометры. Я принял в этом участие, написал свою программу. Она и сейчас используется в установке «Гамма-сенсор»external link, opens in a new tab, но уже в современном варианте. Так что моя первая разработка для «Дозы » – это программа.
Передвижная радиологическая лаборатория 1994 г.
Передвижная радиометрическая лаборатория 2024 г.Затем начались работы над модернизацией малофоновых установок УМФ-1500Д, которые стояли тогда во многих лабораториях и часто ломались. Это была доработка существующего на рынке прибора с применением новой элементной базы.
Модернизация УМФ-1500
Специзделие К-95А вот первым разработанным прибором стал К-95 – небольшой автономный блок для силовых структур. Он должен был работать в течение полугода, будучи закопанным в снег или землю без внешнего питания. И при определенных условиях срабатывать и выдавать сигнал. Таких приборов было выпущено всего 12 штук – и больше мы их не видели, и об их судьбе ничего не знаем.
Одна из первых установок УМФ-2000После этого мы почувствовали себя достаточно уверенно, и в 1995 году разработали наш первый радиометр УМФ-2000. Он сразу стал яблоком раздора между руководством «Дозы» и лабораториями, чью продукцию компания на тот момент продавала. Ко мне приходил руководитель одной из лабораторий и пытался договориться, чтобы я этот прибор не делал, так как его выпуск сильно ограничивал рынок, который был для них важен и интересен. Наш альфа-бета-радиометр был намного дешевле и проще, чем предлагаемые на рынке спектрометры. Это был исторический момент. Я отказался – и наши отношения испортились. Но после этого пришло понимание, что «Доза» может встать на собственные ноги и ни от кого не зависеть.
Так прошло несколько лет, и постепенно приходил опыт. У нас возникли хорошие связи с заводом в Желтых Водах. Там делалось много оборудования, в основном переносных радиометров. К нам на работу даже пришел инженер с их завода. Благодаря этим связям мы начали расширяться и стали задумываться о производстве систем радиационного контроля. Но на тот момент компания сотрудничала в основном с санэпиднадзором, ветеринарными службами, разного рода хлебинспекциями, центрами сельхозрадиологии и продавала преимущественно лабораторную спектрометрическую и радиометрическую аппаратуру.
Переломный момент в истории «Дозы» наступил в 1999 году, когда удалось заключить договор на поставку первой системы радиационного контроля для базы выгрузки топлива из утилизируемых подводных лодок для судоремонтного завода «Звездочка» в Северодвинске.
В то время Россия дружила с американцами, выполнялась совместная программа по ликвидации радиационного наследия СССР на Севере. В частности, необходимо было утилизировать атомные подводные лодки, которые стояли с загруженным топливом по много-много лет. Прежде чем их разрезать и утилизировать, нужно было извлечь топливо, а это серьезная ядерно-опасная операция. В рамках выполнения этой программы один американский сенатор пролоббировал финансирование строительства береговой базы. И в ней требовалась система радиационного контроля. Все было серьезно, и под этот проект выделялись довольно большие деньги. Когда мы стали считать себестоимость системы, то получалось, что мы все эти деньги должны отдать своим партнерам. Наш финансовый директор Владимир Сергеевич Вартанов долго размышлял и мучился, говорил, что рука не поднимается отдать столько денег. И я предложил сделать свою систему, тем более что времени на выполнение проекта был год.
Рабочее место Юрия Николаевича, 1999г.На тот момент у нас не было для будущей системы ничего, кроме блока детектирования гамма-излучения собственного производства. А нужно было сделать газовые и аэрозольные блоки, систему передачи данных, серверные, программное обеспечение. Для меня это была игра ва-банк. Но тогда я чувствовал себя абсолютно всемогущим и ничего не боялся. Мы заключили договор и приступили к выполнению заказа. Первым сделали прибор БОП-1, который принимал сигналы с четырех блоков детектирования, сделанных в Желтых Водах. Затем разработали прибор УДГ-1Б, который выпускаем до сих пор. Он получился удачным. Это был первый прибор после УМФ-2000, в котором использовались кремниевые детекторы. А потом наступил черед установки газоаэрозольного контроля. Это очень серьезная вещь. Когда я погрузился во всю эту тему и проблематику, то даже испугался. Занимался этим прибором долго. И уже после, в течение 10 лет, его дорабатывал.
Но в итоге все получилось. Это была первая в истории система радиационного контроля с интерфейсом Ethernet – современной локальной сетью, в которую были включены приборы, роутеры, маршрутизаторы, серверы. В то время никому даже в голову не приходило, чтобы использовать интерфейс Ethernet в подобных системах. Сейчас все наши системы, в том числе АСРК «Феникс», сделаны на ней.
Береговой комплекс выгрузки отработавшего ядерного топлива с утилизированных АПЛ
К осени 2000 года оборудование было отгружено на «Звездочку». После окончания монтажа мы отправились в Северодвинск на пусконаладку системы. Это был успех, и мы очень радовались. Затем, в 2002 году, мы сделали еще одну такую систему для завода «Звезда» в городе Большой Камень.
Получив первый удачный опыт с системами радиационного контроля, мы стали предлагать их на атомные станции. Но они не торопились с нами сотрудничать. Следующая система, которую мы построили, – система контроля трития – была создана для ВНИИА. С ней получилась такая же история. Нас спросили: «Можете сделать?». Разумеется, мы сказали: «Да», хотя у нас не было ничего. Нужен был радиометр трития, где его брать было непонятно, его никто не выпускал. Мы поскребли по сусекам и сделали его на уже имеющейся базе, но с другим детектором. Нам помогали ребята из компании «Политехформ». И мы в 2004 году сделали систему, которая получила название «Дрозд». Она до сих пор функционирует во ВНИИА.
В этот период мы поставляли автоматизированные системы контроля радиационной обстановки для атомных станций «Атлант», системы индивидуальной дозиметрии на базе индивидуальных дозиметров ДКГ-05Д, систему УППВМ для измерения расхода воздуха в венттрубах АЭС. В 2003 году появился первый дозиметр «Грач», а в 2004 году – установка контроля протечек УДГП-01. Это была серьезная установка, мы ее поставили на Ростовскую станцию, и она там до сих пор работает.
Следующим значимым событием стала разработка и производство системы радиационного контроля «Феникс» для атомного ледокола «50 лет Победы». Так началось многолетнее сотрудничество с «Росатомфлотом». Мы по своему обыкновению взялись за эту задачу, не имея знаний о том, что представляют собой судовые системы. Оказалось, что они имеют свою специфику, и нам было очень непросто, но в итоге справились.
Стендовые испытания этой системы совпали по времени с переездом «Дозы» с территории ВНИИФТРИ в Зеленоград. Мы у себя собрали большой стенд, на котором проводили испытания всей системы.
Что касается меня, то я в 2002 году стал главным конструктором. В компании на тот момент работало человек 30 или еще меньше, поэтому там особо главенствовать было не над кем. Но ответственность была высокая. Когда мы переехали в новый офис в Зеленограде в 2004 году, я стал называться заместителем генерального директора по научно-производственной деятельности. Фактически руководил всем – и производством, и разработками, не руководил только продажами.
После переезда в истории «Дозы» начался период бурного развития. Были организованы новые службы: снабжение, склады, радиомонтажный и механосборочный цеха, ОТК, упаковка, отдел управления проектами, отдел стандартизации, отдел метрологии. По мере того как мы развивались, от меня все больше уходило направлений, они становились самостоятельными. В итоге у меня осталась только разработка, и я до недавних пор этим и занимался в должности главного конструктора.
Рабочее место Юрия Николаевича, 2011г.
— Было ли в вашей работе место для творчества, или все подчинено суровым законам физики?
— Я бы не ставил в этом вопросе слово «или», здесь нет противоречия. Наоборот, творчество как раз и состоит в том, чтобы понять, как работает закон физики, и применить его так, чтобы получить нужный результат. Не бодаться с законом всемирного тяготения, а использовать его. Это и есть творчество, и мы именно так работаем. Художник использует краски, кисти, холст – и с помощью этих инструментов создает картину. У композитора есть семь нот, диезы и бемоли – и он создает музыку. У нас есть законы Ньютона и квантовая физика. Мы берем их и создаем приборы с нужными нам характеристиками. Это в чистом виде творчество.
— Сколько времени может занять процесс от появления идеи до готового опытного образца? На какие этапы можно разделить этот процесс?
— Это зависит от образца. Раньше мы некоторые приборы выпускали за полгода от начала до конца. Сейчас наши изделия усложнились. Дозиметр можно выпустить за полгода и даже быстрее, а сложную установку, например РЗБА-09Дexternal link, opens in a new tab, – на это требуется гораздо больше времени. Все зависит от масштаба.
Установка контроля радиоактивного загрязнения персонала РЗБА-09Д
— Самые интересные и нестандартные решения, которыми Вы гордитесь?
— Больше всего я горжусь нашей системой аварийной сигнализации для обнаружения и регистрации возникновения самоподдерживающейся цепной реакции САС СЦРexternal link, opens in a new tab. Потому что ни до, ни после такой системы никто не создал. В ней есть такие вещи, которые очень нетривиальны. Мы этих систем поставили очень много, и я еще в прошлом году посчитал, что они совокупно отработали 7000 приборолет, и за все это время не было ни одного ложного срабатывания. А когда был ядерный инцидент в Нижнем Новгороде, она сработала штатно. Горжусь, потому что у этой системы не было аналогов, негде было даже подсмотреть. Ведь, как правило, все уже создано до нас. Надо сделать дозиметр – берешь счетчик Гейгера, сцинтиллятор, ФЭУ – все это есть. Поэтому собираешь из готовых узлов, добавляешь какую-нибудь изюминку – и новый прибор готов. А в случае САС на рынке были прототипы, но они, во-первых, мне не нравились, во-вторых, я не знал, как они работают. И я поставил себе задачу, что не буду ни на кого смотреть и ничего повторять. В своей работе всегда придерживаюсь правила, что надо сделать больше, чем было сделано до тебя – лучше, надежнее, красивее. Продвинуться хотя бы на дюйм вперед. Но в данном случае не с чего было начинать. Люди, которые раньше решали эту задачу, подходили к ней с позиций традиционного приборостроения. У них это был дозиметр, но немного другой. Фактически они делали дозиметр, а потом учили его реагировать на ядерные аварии. А я решил, что это будет принципиально новый прибор. Мы сначала сделали систему, реагирующую на аварии, а затем, по желанию заказчиков, навесили на нее несвойственную функцию дозиметра. Мы выпускаем эту систему уже 12 лет, она работает безупречно. Но все эти годы я слышу одно и то же: «мы не понимаем как она работает». Эти предрассудки мешают работать. Колесо должно быть круглым, а если оно некруглое, но катится, значит, с ним что-то не так. Но бывает, что и некруглые колеса катятся прекрасно.
— Есть ли у Вас проект-мечта? Что-то, что хочется разработать и реализовать, но еще не представилась такая возможность?
— Есть, закончить УМФ-3000. Он будет точнее, стабильнее, красивее, экономнее, легче весом, меньше размером, и будет многофункциональным. Пока нет ресурсов. Мне нужен программист и несколько месяцев работы – и мечта сбудется. Вон он стоит в ящике и ждет программиста.
— То есть Вы, фактически, воплощаете все свои мечты в реальность?
— Да, только я уже перестал мечтать. И это стало проблемой. Поэтому сейчас и передаю свои функции в компании другим людям. Потому что если человек перестал мечтать в сфере своей деятельности, то лучше ему этим делом больше не заниматься.
— Вы поэтому решили освоить новый вид деятельности? Когда пришла мысль стать актером?
— Актером я мечтал стать ещё в детстве, но все как-то не складывалось. Учился на генетика, в итоге стал ядерным физиком. Я, конечно, играл, где мог, выходил на сцену при первой возможности, и мне это нравилось. К 55 годам понял, что, если прямо сейчас не начну, то могу и не успеть. Сначала поступил в любительскую студию, а через два года – на высшие курсы театра и кино в центре Михаила Чехова. Мой мир расширился, появились новые цели и смыслы. Я научился по-другому видеть и слышать, стал моложе и вместе с тем мудрее.
— Что вас привлекло в этой профессии?
— Тот, кто сам не попробовал, наверно, никогда не поймет. Это как рассказывать про любовь тому, кто никогда не любил. Если ты выходишь на сцену, а перед тобой зал, наполненный зрителями, но он в темноте, слышно только дыхание – это ощущение непередаваемое. Он не мешает, не участвует в действии, но он реагирует. Ты взаимодействуешь с партнерами, играешь роль, и слышишь, как зал вздохнул, засмеялся, загрустил. Чувствуешь, что он проживает эти минуты вместе с тобой. Это совершенно удивительный мир, абсолютно волшебный. И я его уже ни на что не променяю.
Мне нравится актерская деятельность тем, что в ней ты живешь на другом энергетическом уровне. В жизни мы разговариваем какими-то обычными словами и кажется, что актер на сцене тоже говорит обычными словами. Но если бы это было так, то никто в театр бы не пошел. Актер наполняет обычные слова глубоким смыслом, страстью, энергией. И они начинают звучать совершенно по-другому. Это и делает то чудо, которое из себя представляет театр. Это как наркотик, хочется туда возвращаться и возвращаться. На сцене ты всегда больше, чем ты. Михаил Чехов – один из основоположников театральных школ, по методике которого я учился, говорил, что в каждом актере, в каждом человеке, есть истинный сверхчеловек. Это и составляет смысл самого человеческого существа. И актер на сцене пытается пробиться к этому настоящему Я и его показать.
В одном из актерских тренингов нас учили, что есть тело, есть ум, есть эмоции, есть талант. А есть Я – то, что пользуется этими четырьмя сущностями и использует их для того, чтобы самовыражаться. Я – это воля, энергия и самосознание. Актер использует все четыре, больше никто так не работает.
А в кино совсем другое. Если в театре ты играешь «мелко», то никто тебя не увидит из последнего ряда и не поймет, что ты там делаешь. Поэтому в театре всегда играют «крупно». Это касается всего: жестов, мимики, движений, голоса. Все должно быть заметно, и для этого есть определенные правила. А в кино все с точностью наоборот. Надо играть очень мелко и очень точно, потому что камера дает крупный план – и во весь экран твое лицо. И мельчайшие эмоции камера считывает. Она беспощадна и мгновенно улавливает ложь. В кино интересен актер на крупном плане, когда он может передать эти тончайшие переживания, при этом не переигрывая, не уходя в театр.
— Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать хороший актер?
— Для меня в актере главное пластичность и внутренняя свобода. Первые два года актеры борются с внутренними зажимами, которые мешают работать. Зажим – это ограничение твоей свободы. Зажим бывает не только мышечным, но и моральным. Для актера не существует слово «нет», если это роль, то не должно быть ничего невозможного. Актер может становиться кем угодно. Приходится играть подонков, убийц, маньяков – это же тоже люди, и ты должен уметь ими быть. Если играешь маньяка, ты должен влезть в его шкуру и оправдать. Не в смысле понять и простить, а найти причину, движущую силу, тех поступков, которые он делает на сцене или в кино. Ты должен сам создать свой персонаж. Ты создаешь свой персонаж, с ним общаешься, задаешь вопросы, понимаешь, что он мог бы сделать, а что не мог, и почему. Когда этот процесс завершается, ты становишься иным человеком. Меняется походка, речь, взгляд, мировоззрение.
— Какая роль далась сложнее всего?
— Сложные роли – это те, которые не накладываются на органику. Мне легко играть быстрых и стремительных людей, я такой по своей натуре. Но могу играть и увальней. К примеру, художник – он по сценарию алкоголик, я сделал ему больные отекшие ноги, и соответствующую походку. Когда роль большая и хочется ее сыграть, то можно сделать все, что угодно.
— Участием в каких проектах Вы гордитесь?
— Мне очень нравится проект «Прошлым летом»external link, opens in a new tab – фильм, снятый на Байкале. Я там играю очевидца. Там не было сценария как такового, не было текста. То есть он был, но я очень удивился, когда его прочитал. Местные жители в нем разговаривали языком советских передовиц. Я предложил сделать самостоятельно текст для своего героя – и режиссер согласился. Фильм получился очень естественным, там нет ничего искусственного. Это кусочек пьесы Александра Вампилова. Его судьба трагична, он утонул в Байкале, не доплыв до берега. И моя сюжетная линия про него, это он утонул, а мой герой его вытащил. И параллельно разыгрывается его пьеса. Это был первый фильм, в котором я снялся.
Чем горжусь? Сложно сказать, нет чувства гордости, есть роли, которыми я доволен, рад, что в них снимался. Например, в короткометражном фильме по рассказу Чехова «Размазня».
— Какие роли Вы бы хотели сыграть?
— Я не назову какую-то конкретную роль. Мне интересны роли, в которых человек остается собой в изменяющихся, враждебных обстоятельствах. Я хотел бы сыграть человека, мир которого рухнул, и который находит в себе силы на его обломках создать новый мир. Моя давняя мечта — роль короля Лира. Это роль всех времен и народов. Мне хочется сыграть персонажа, который бы полностью поменялся и стал совершенно другим человеком. Это очень интересно. У сценаристов есть два правила – либо меняется главный герой, а обстоятельства остаются прежними, либо герой остается самим собой, а обстоятельства вокруг него изменяются. Меня привлекает первый вариант – трансформация героя. Было бы интересно сыграть человека, борющегося с обстоятельствами и меняющегося под их воздействием.
— Юрий Николаевич, спасибо большое за интересный рассказ. Коллектив нашего научно-делового портала поздравляет Вас с юбилеем и желает увлекательных жизненных и кинематографических сценариев, неиссякаемой творческой энергии, блистательных ролей.
